Майя Плисецкая. Пять дней с легендой. Документальная история

– Довольно по-детски. Естественно, по-детски. Не роковая женщина. Ни роковую, ни злую я не делала. А потому, что я так чувствовала.

– Майя Михайловна, Кармен – это вы?

– Не знаю. Может быть. Не точно такая же, но так, чуть-чуть, может быть. Специально об этом не думала.

Сергей Радченко, Альберто Алонсо и Майя Плисецкая на репетиции балета «Кармен-сюита». 1967 год.

Фото Александра Макарова.

У Беллы Ахмадулиной я спросил о ее внутренней схожести с Плисецкой. Ведь они из одной породы.

«Не смею даже издали равняться и состязаться, но так, для легковесной шутки могу сказать, что мужья наши Родион Константинович Щедрин и Борис Асафович Мессерер иногда подшучивают, что есть некоторое сходство. Я никак не тягаюсь, потому что когда я восхищаюсь, то восхищаюсь снизу вверх, а не из фамильярной близости. Никак не тягаюсь, но, конечно, своеволие, супротивность насильственным обстоятельствам присущи и мне, и я стараюсь блюсти прямизну позвоночника, то есть не кланяться дурному и властному началу, так скажем, а в остальном все – Майя. Майя есть страсть. Там, где Майя, даже если ничего ужасного не случается на сцене, хотя обычно это – драматическое построение, там, где Майя, там власть и мощь трагедии. И упоение трагедией. Это пребывание у бездны на краю».

«Кармен-сюита». Кармен. Тореро – Сергей Радченко.

1967 год. Фото Александра Макарова.

О характере Плисецкой ходят легенды, и уже невозможно понять, что здесь правда, а что нет. И только близкие знают истину, и то не всегда. Вот случай из жизни Александра Богатырева:

«Однажды у меня заболела нога. Майя Михайловна сказала: "Саша, есть дивный доктор, который сможет тебе помочь. Приезжай завтра ко мне домой, – он как раз тоже приедет". Доктор сделал мне укол. А потом я случайно услышал разговор Плисецкой с этим доктором. Оказывается, у Майи Михайловны болела, и довольно давно, связка на ноге, – только об этом в театре никто не знал. Она мужественно терпела боль, скрывала от всех. Занимаясь с ней в классе, вместе репетируя, мы даже не подозревали, что Майя Михайловна может испытывать боль, потому что было ощущение, что она сделана из стали».

– В «Кармен-сюите» есть образ рока, в балете «Анна Каренина» тоже присутствует рок – в образе Станционного мужика. А для вас рок что-то значит?

– Думаю, над каждым человеком что-то довлеет, какой-то рок.

И он проявляется в связи с тем, как себя человек ведет по жизни. Иногда это может быть хорошо, иногда этот рок казнит, вроде как перст божий.

Майя Плисецкая и Борис Мессерер на репетиции «Кармен-сюиты» в Национальном балете Испании. Фото из архива Бориса Мессерера.

А что касается меня… Может быть, я сама его иногда вызываю. Я вообще люблю мистику. Всегда мечтала о мистической роли. Вот сейчас у меня есть балет «Курозука» – абсолютно мистическая история, она мне очень нравится. И вся наша жизнь все-таки – мистика. Что такое жизнь, бытие? Это все тоже странно. Ничего не было и ничего не будет. Есть только жизнь, которую проживает каждый из нас.

– Не знаю, мистика это или нет, но все дороги вели Кармен к Родиону Щедрину.

– Да-да, буквально. Алонсо уже начал ставить балет на музыку Бизе. Это была музыка даже не оперы «Кармен», он взял сюиту «Арлезианка». Алонсо сочинял дуэт Кармен и Тореадора, и многое не сходилось. Он ставил в одном ритме, а музыка где-то убыстрялась, не слушалась его, и он ничего не мог поделать. Алонсо был в истерике, зря приехал в Россию. Я пришла домой, говорю Родиону: «Знаешь, у нас ничего не получается. Приходи на репетицию, может, что-то придумаешь». Он пришел, посмотрел, и я видела по его глазам, как ему это нравится. Он такой хореографии тоже никогда не встречал. Говорит: «Ну ладно, я оркеструю "Кармен" Бизе».

– И все сделал за 20 дней!

– Причем еще был перерыв, потому что в это время умер венгерский композитор Золтан Кодай, и Щедрина снабдили поехать на похороны, – должен был кто-то ехать от России, послали самого молодого композитора. Он там 4 дня пробыл, простудился. И вот эти четыре дня входили в тот срок, когда он сделал «Кармен-сюиту». Просто «на раз» сделал такой шедевр. И все поняли, что это гениально. Я не сомневаюсь ни одной секунды, что самому Бизе это бы понравилось! Бизе сделал музыкальную партитуру достаточно тихую, чтобы было удобно петь и музыка не заглушала голоса. А Щедрин взял другие инструменты – только струнные и ударные, и сразу появилось иное звучание.

– А какой у вас самый любимый эпизод в «Кармен-сюите»?

– Все люблю. Все. Конечно, очень люблю вот этот дуэт, с которого Алонсо начал ставить балет. Дуэт с Тореадором. Этот разговор ног (напевает мелодию). Кармен нравилось смотреть на Тореадора: как он реагирует, когда я дотрагиваюсь. Дотрагиваюсь, но не лезу к нему. Знаете, как можно было грудью напирать. Нет, немножко кокетливо. Интересно, какая будет реакция? Вот так, немножко игра. Несерьезно.

– В балете «Кармен-сюита» у вас идеальный Тореадор – Сергей Радченко. Красивый, брутальный, с невероятным чувством достоинства. Понятно, почему столько лет Радченко был единственным исполнителем этой партии.