Майя (СИ)

Серьги действительно были хороши и представляли собой ручную работу настоящего мастера золотых дел. К верхнему краю неширокой полудуги с ушком, были симметрично прикреплены два округлых, затейливо - кружевных, виноградных листочка, под ними, в обрамлении тончайших лепестков, располагались, по ниспадающей, три разной величины брильянтика: побольше, средний и совсем крохотный. Вся композиция олицетворяла виноградную грону и при всём своём великолепии и игре камней, казалась удивительно лёгкой. Майя чувствовала себя в них Золушкой, идущей на бал, не хватало только принца на белом коне.

Гости пили чай, хвалили приготовленный Идой Соломоновной штрудель с орехами и изюмом. «Сегодня, Ида, с тестом штруделя, ты превзошла саму себя»- сказала Бася сестре.

-А, знаете, что говорят сами немцы и австрийцы по поводу нашего знаменитого, так полюбившегося им, десерта- отвечала Ида- тесто должно быть таким тонким, чтобы через него можно было читать любовные письма девушки, а так- как я влюблена в собственную внучку, штрудель и не мог быть другим. Не успев договорить, Ида попросту растаяла от поцелуев Майи.

Эмма, пригласив всех в гостинную, села за пианино. Она вдохновенно играла Чайковского и Моцарта. Вместе с Майей, в четыре руки был сыгран полонез Огинского. Но вот Эмма стала медленно наигрывать, что-то до боли знакомое, своё, родное и все, узнав, стали подпевать: « Хава Нагила, Хава Нагила, Хава Нагила вэ нисмеха...»

Майины ноги сами пустились в пляс. Выпрямив спину и подняв голову, она ухватилась обеими руками за отвороты своего воротника и маленькими шажками, в такт льющейся музыки, пошла по кругу. Откуда взялась у этой хрупкой девочки такая гордая поступь? Когда этот, некогда робкий утёнок, успел превратиться в величавую лебедь, плавно скользящую по гостинной. Майя словно растворилась в танце, она, то приплясывала на месте, то кружилась в нарастающем темпе звуков, слившись воедино с чарующей музыкой. Её порозовевшее, вдохновлённое лицо и сверкающие от возбуждения глаза, не оставили равнодушными остальных.