Майк Науменко. Бегство из зоопарка

«После выхода „Уездного города N“ прошло всего несколько лет, и Майк внезапно посерьезнел, — замечал Коля Васин. — Он начал разъезжать по стране с бесконечными концертами, с программой из своих веселых песен. Но вскоре веселье постарело. Потому что песни были старыми, а новых песен Майк не писал. И это было грустно».

К 1989 году «Зоопарк» пошел на новый виток гастролей, и зрители с удивлением обнаружили, что репертуар группы практически не изменился. Программа концертов отличалась от романтического первого приезда на две-три композиции. Этот факт вызывал волны негатива — как у зрителей, так и у серьезных критиков. К примеру, во время научного семинара, проходившего в рамках III фестиваля свердловского рок-клуба, социолог и журналист Николай Мейнерт, активно продвигавший «Зоопарк» на эстонском радио, публично заявил:

«Многие музыканты, такие как Майк, сейчас не знают, что им делать… Какую теперь им найти интонацию, чтобы сохранить актуальность? Поэтому самой интересной его песней на прошлом фестивале была „Я забываю, я продолжаю забывать“. Она соответствует реальному положению вещей, когда Майк элементарно забывал слова собственного текста с очередного перепоя».

Со стороны казалось, что это тупик, и дальше отступать некуда. Всем, но только не Майку. В тот момент он еще иллюзорно на что-то надеялся.

На съемках фильма «Буги-вуги каждый день»

Фото: Андрей «Вилли» Усов

ИНСТРУКЦИЯ ПО ЖИЗНИ С ПОРАЖЕНИЕМ

«Люди Майком совершенно не фильтровались.… При этом я не могу сказать, что он — неудачник. Или крест на себе поставил. Возможно, что все, что он мог обозреть перед собой, его просто не интересовало»

Михаил «Фан» Васильев

В частных беседах многие приятели Майка рассказывали мне, что к концу восьмидесятых лидер «Зоопарка» начал сильно меняться. И, в первую очередь, это касалось его творческого энтузиазма. Друзья и музыкальные критики стали замечать, что в эти смутные времена внутренний огонек Науменко стал потихоньку гаснуть.

«Если у Майка не писались песни, он не вымучивал их из себя, — рассказывал Сева Грач. — Я считаю, что последний сильный номер, который он написал, — это композиция „Выстрелы“. Это был такой реквием по самому себе, уже в 1987 году. Я говорил ему: „Миша, нужна новая программа!“, а он отвечал: „Все будет!“ Но я видел, что новой программы не будет».

«У него просто не хватало времени и энергии на создание новых композиций, — утверждал впоследствии Борис Мазин. — Если раньше Науменко покупал с утра несколько бутылок „Жигулевского“ и в спокойной обстановке занимался переводами или сочинительством, то теперь его будили наглыми звонками в дверь, и сутки напролет он тусовался с поклонниками и друзьями».

Примерно в 1988–1989 годах в коммунальной квартире на Боровой наконец-то установили телефон. Он стоял в коридоре и в течение целого дня трезвонил, не умолкая. Кроме того, во много раз выросло количество непрошеных гостей. В одном из архивных интервью Гребенщиков откровенно поведал об этой тенденции:

«Когда стало возможно концертировать, не нарушая закона, слава Майка немедленно зашкалила. И — на беду — заманчиво приземленный лад его песен располагал к простоте общения. Адрес его не был засекречен, и каждый слушатель „Зоопарка“ знал — на улице Боровой в Ленинграде живет человек, который его понимает. Вот тут и начались проблемы. Чуть не каждое утро в дверь звонили похмельные незнакомцы, которые с порога заявляли: „Я приехал из Владивостока (Тамбова, Братска, Миасса) поклониться в ноги любимому автору. Не выгоните же вы меня на улицу?“ А какое же общение без портвейна? И доставали бутылку. И Майк, вскоре реально взвывший волком от такой напасти (как он мне не раз говорил), из врожденной тактичности никому не мог отказать. Несколько лет такой жизни могут подорвать здоровье и рассудок самого крепкого человека. А „крепким“ Михаил не был никогда: мечтателем — да, знатоком музыки — да, интеллигентным — да. Но — не крепким…»

Здесь необходимо заметить, что чем больше у группы становилось выступлений, тем меньше внимания Майк стал уделять «качеству продукта». Казалось, что теперь он гастролирует по инерции, через «не могу». Из band on the run «Зоопарк» медленно превращался в банду пьяных анархистов.