«Съемки производились вечером, на закате, — вспоминал Усов. — Как рождалась идея, видно на пленке: Будда, папиросы „Беломорканал“, окурки под ногами… У Майка лоб уходил куда-то вдаль, в прямой пробор, и в результате получалась очень нефотогеничная горка с большим акцентом на нос. Случайно у меня оказалась кепка, в которой я ездил на рыбалку. Я надел ее на голову Майку, и теперь его крупный нос был поддержан „клювом“ кепки, и лицо сразу начало „работать“».
После того, как были отсняты кадры для второй стороны бобины (Борис и Майк, стоящие на фоне арки), трудолюбивый Усов напечатал полтора десятка обложек и альбом пошел в народ. Он представлял собой 150-метровую катушку, записанную на девятой скорости, естественно — в монорежиме.
Как первые альбомы The Beatles и Боба Дилана.
В Ленинграде этот мезозойский артефакт распространялся контрафактным образом. К примеру, «Аквариум» выступал в одном институте, и Гребенщиков объявлял в микрофон: «Кстати, недавно мы с Майком записали альбом „Все братья-сестры“. Кто хочет приобрести его, может подойти после концерта».
Выглядело все это достаточно дерзко, поскольку слово «приобрести» фактически означало «купить». Желающим Борис оставлял номер телефона, а затем продавал альбом в оригинальном оформлении — по цене восемь рублей за катушку.
«Помню, за все время я продал три или четыре копии», — признавался Гребенщиков.
Что же касается Майка, то высокие соображения не позволяли ему торговать своими сочинениями — оригинальную бобину он давал переписать или дарил в каноническом оформлении.
С учетом экземпляров, подаренных родственникам и друзьям, оригинальный тираж исторического опуса «Все братья-сестры» не превышал нескольких десятков катушек. Бедноватый звук, техническая сложность копирования — такова судьба первого в Ленинграде магнитофонного рок-альбома.
«Конечно, качество записи „Все братья-сестры“ было устрашающим, — говорил Майк. — Но это были хорошие времена».
Майк, Сева и Борис, 1979
Дети цветов
«Я читал в газете о том, что мы сейчас живем не так уж плохо»
Весной 1979 года «Аквариум» посетил с концертами Эстонию, где шумно выступил на рок-фестивале в Тарту. Вернувшись домой, Гребенщиков с друзьями внезапно обнаружили, что у Майка грядет день рождения, который планировалось провести на квартире у его сестры Тани на улице Жуковского.
Как говорится, ничто не предвещало беды — собрались друзья, дарились пластинки и катушки, произносились радостные тосты. Но вскоре вся еда была уничтожена, а запасы кубинского рома странным образом не заканчивались. И в какой-то момент это торжественное мероприятие превратилось в психоделический беспредел.
«Все мгновенно напились, и со стороны это выглядело, как страшный разгул, — рассказывал мне Гаккель. — В самый разгар вечера наша подруга Ольга Липовская попыталась прыгнуть с балкона шестого этажа. Балкон выходил во двор, она уже перевалилась через перила, и нам стоило немалых трудов затащить ее обратно».
Это был показательный момент в беззаботной жизни ленинградских битников. В тот период «все братья-сестры» незаметно разбились по парочкам и семьям. Теперь их социальный статус несколько изменился: Борис с Наташей воспитывали дочку Алису, Гаккель встречался с Людой Шурыгиной, Фан женился на Зине Васильевой, а Марат Айрапетян уже давно отыграл свадьбу с Олей Липовской.
Надо сказать, что супруга Марата была рок-звездой, что называется, по призванию. Свою трехкомнатную квартиру на Киевской улице она превратила в изысканный литературный салон, в котором периодически выступал Гребенщиков — иногда сольно, иногда вместе с друзьями. Когда же в этой квартире появлялся Науменко, Оля прямо в коридоре набрасывалась на него, лихо закидывая боевому товарищу ноги на плечи. Этот акробатический этюд, как правило, сопровождался неизменным вопросом: «Оргию?» Майк вежливо отнекивался, после чего Липовская «переключалась» на своего маленького сына: «А ты помнишь, что говорил дядя Екклезиаст? Есть время разбрасывать игрушки, и есть время собирать игрушки».
В тот бурный период сам Майк, который никогда не был аскетом, внезапно начал встречаться с подругой Люды Шурыгиной по имени Татьяна Дадонова. С первых же дней их отношения стали напоминать веселый экстрим, а в «аквариумовской» тусовке новая барышня вскоре получила пикантное прозвище «Кусачая».