Майкл Льюис

принимать решения об инвестициях? Но нет. Им ежедневно требовался совет Александра.

Чтобы получить совет, им приходилось занимать в очереди место за его клиентами и за мной.

Александр был продавцом, но, подобно другим классным продавцам, он обладал всеми

инстинктами хорошего маклера. Да, по сути дела, он и выполнял функции маклера. Его клиенты, так же как и его боссы, просто следовали его указаниям.

Александр умел, причем очень быстро, практически мгновенно, давать истолкование тому, что происходило в мире. Когда появлялись новости, казалось, у него уже был разработан план

действий. Он совершенно доверял своему чутью. Если его и можно было в чем-то упрекнуть, то

только в недостаточной критичности по отношению к собственным реакциям. Он, казалось, чувственно воспринимал рынки как единую сеть отношений. Дерни за одну паутинку, и все

остальные придут в движение. Поэтому он вел торговлю на всех рынках: облигаций, валют и

акций, во Франции2, Германии, США, Японии, Канаде и Британии, на рынках нефти, драгоценных

металлов и биржевых товаров. Ему было интересно все.

Для меня самой большой удачей в период работы в Salomon Brothers было то, что

Александр выбрал меня в качестве доверенного собеседника. Мы встретились, когда я занял его

место в Лондоне. В течение двух лет до моего появления он работал в группе Стю Уиллкера

рядом с Дэшем Райпроком. Вскоре ему предстояло вернуться в Нью-Йорк, чтобы заниматься

торговлей облигациями на 41-м этаже. Ему не было никакого смысла приглядывать за мной.

Если не считать мангового чая, который я ему в больших количествах привозил из поездок в

Париж, никакой пользы ему от меня не было. Его поведение по отношению ко мне было

совершенно бескорыстно, и я здесь настаиваю на этом только потому, что в свое время вся

ситуация показалась мне абсолютно невероятной. Он действовал так, как будто купил долю в

моем будущем и теперь заботился, чтобы его вложения дали должную отдачу. Мы

разговаривали не менее трех раз в день, а порой даже до двадцати. В первые несколько

месяцев говорил он один, а я только задавал вопросы.

Моя работа заключалась в том, чтобы научиться думать и говорить как специалист рынка

денег. Поскольку Бог не дал мне финансовых талантов, лучшее, чего я мог добиться, - это

думать и говорить, как Александр. Так что я слушал мастера и повторял услышанное, как ученик

в кун-фу или как тот, кто изучает иностранный язык. Сначала все кажется ужасно странным. Но

однажды ты обнаруживаешь, что пытаешься мыслить на новом языке. Прежде незнакомые слова

начинают легко соскальзывать с твоего языка. Наконец ты начинаешь видеть сны на этом языке.

Многие сочтут, что видеть во сне схемы операций на рынке денег - как-то странно и жутко. Но

когда я однажды утром проснулся с мыслью о том, что возможен арбитраж на японских

облигационных фьючерсах, это показалось мне вполне нормальным. В то утро я просмотрел

информацию по японскому рынку, убедился, что так все оно и есть, и подивился тому, что увидел

это во сне, - ведь я никогда даже не говорил ни с кем на эту тему. Для вас - бред сумасшедшего.

Для меня - второй язык.

Сделки Александра, как правило, следовали одной из двух схем. Во-первых, когда все

инвесторы вели себя в чем-то одинаково, он активно двигался в противоположном направлении.

Брокеры называют такой подход контрапунктным. Всякий хотел бы играть в таком стиле, но мало

кому он дается по той печальной причине, что большинство инвесторов опасаются показаться

дураками. Инвесторы не так сильно боятся лишиться денег, сколько их страшит одиночество, то

есть необходимость принимать риски, которых все остальные избегают. Если им в этой позиции

придется проиграть, у них не будет никаких оправданий, а большей частью инвесторы, как и все

другие, нуждаются в оправданиях. Как это ни странно, но они рады балансировать на краю

пропасти, если тем же самым занимаются тысячи других. Но если общее мнение, пусть даже

ошибочное, сочтет рынок неблагоприятным, многие инвесторы немедленно поменяют позицию.

Хорошим примером этого был кризис американской корпорации сельскохозяйственного

кредита. В какой-то момент казалось, что корпорация может обанкротиться. Инвесторы начали

сбрасывать облигации сельскохозяйственного кредита, потому .что уже прозвучало

предупреждение о возможности неприятностей, и они погубили бы свою репутацию, оставшись

рядом с опасностью. Но в эпоху, когда банкротство недопустимо, когда Правительство США

спасает даже такие далекие от общенациональных интересов организации, как корпорация

Chrysler и банк Continental Il inois, не было ни малейшей возможности, что дадут уйти на дно

банку сельскохозяйственного кредита. Совершенным абсурдом было предполагать, что

правительство позволит себе не прийти на помощь 80-миллиардной организации, которая

кредитует несчастных американских фермеров. Институциональные инвесторы отлично знали

это. В том-то все и дело: люди, которые по дешевке сбрасывали облигации

сельскохозяйственного кредита, не обязательно были тупицами. Они просто не могли себе