Майкл Льюис

крупнейшими денежными пулами Европы. К тому моменту, когда я оставил Salomon и был на

пике, на другом конце телефона были инвесторы, совместно контролировавшие около 50

миллиардов долларов. Они были быстрыми, знающими, гибкими и богатыми. У меня

образовалось собственное маленькое казино с полным набором услуг, оно было на подъеме и

при хороших обстоятельствах наваривало для Salomon Brothers примерно 10 миллионов

долларов надежного годового дохода. Нам говорили тогда, что каждое место на торговом этаже

стоит шестьсот тысяч долларов. Если это было правдой, только я один давал прибыли более 9

миллионов долларов в год. Постепенно меня перестал тревожить размах моих операций, потому

что я делал намного больше, чем мне платили.

Скоро у меня появились клиенты в Лондоне, Париже, Женеве, Цюрихе, Монте-Карло, Мадриде, Сиднее, Миннеаполисе и в Палм-Бич. В Salomon Brothers полагали, что, если не

считать нескольких нью-йоркских операторов рынка денег, я имею дело с самыми крутыми

деньгами мира. Обладая хорошей идеей прокрутки денег, я мог запустить в дело, скажем, до

полумиллиарда долларов, перегнав, например, эти деньги с американского фондового рынка на

германский. В конечном итоге рынки подчиняются фундаментальным экономическим законам, и

если в США существует устойчивый дефицит внешнеторгового баланса, то доллар когда-нибудь

да упадет. Но в краткосрочной перспективе денежные потоки движутся не столь рационально.

Ими движет страх и в меньшей степени алчность. Это факт. Наблюдая за перемещениями денег, я научился предвидеть очередные изменения и запускать часть из моих 50 миллиардов

долларов впереди очередной волны.

Короче говоря, дела мои шли превосходно. Я перестал чувствовать себя геком в тот

момент, когда наши маклеры начали обращаться ко мне за советом. А в какой-то момент в

середине 1986 года я, благодаря скорее удаче, чем умению, и формально перестал числиться

геком. Это изменение не было результатом какого-то определенного события. Я понял, что

больше не гек, только потому, что меня перестали так называть, а начали звать Майклом, что

было намного приятнее. Есть, конечно, разница между моим тогдашним положением и

положением большого хобота. Большим хоботом я еще не был. Путь от бестолкового и

бессмысленного гека до Майкла занял почти полгода. От Майкла до большого хобота я

благодаря одной удачной сделке добрался за несколько дней.

Время от времени в Salomon возникала ситуация, называвшаяся «приоритетной»,

«срочной» или «горящей». Горящими были большие пакеты акций или облигаций, которые

следовало немедленно продать, потому что продажа могла либо сделать нас богатыми, либо

избавить от угрозы стать бедными. Когда, например, компания Техасе оказалась на грани

банкротства, мы владели ее облигациями почти на 100 миллионов долларов. Существовала

реальная опасность, что эти облигации полностью обесценятся. Если бы не удалось сбыть их

клиентам, они могли бы обойтись Salomon в целую кучу денег. Ну, конечно, попав на баланс

клиентов, они бы им обошлись в целую кучу денег. В общем, было решено так и сделать.

Облигации Техасе стали приоритетом для продавцов Salomon Brothers.

В период моей работы в Salomon Brothers одним из крупнейших приоритетов были

облигации строительной компании Olympia & York (О & Y) на сумму 86 миллионов долларов. С

середины мая до середины августа 1986 года все большие хоботы нашей фирмы делали все, что можно, чтобы продать эти облигации, и безуспешно. Эти неудачи раздражали всех - от

президента Тома Штрауса до последнего гека в Лондоне.

Как-то раз Александр и я говорили по телефону. Он попытался продать О & Y и не смог.

Но в общем он не считал их безнадежными. Облигации О & Y были необычным приоритетом, потому что принадлежали не самой фирме, а единственному крупному арабскому инвестору, который пренебрег черным списком и работал с нами. Араб отчаянно мечтал избавиться от О & Y, мало чего о них знал и, скорее всего, продал бы их по дешевке.

К тому же отношение к облигациям изменчиво почти по тем же и столь же основательным

причинам, что отношение к длине женских юбок. Если сейчас никто не хочет облигаций О & Y, это вовсе не значит, что они никому не понадобятся и через три месяца. У О & Y была еще и та

особенность, что они владели обеспечением в виде манхэттенского небоскреба, принадлежавшего компании Olympia & York, а не просто в виде репутации и кредита компании. У

многих институциональных инвесторов не было опыта оценки недвижимости. Но поскольку все

чаще облигации обеспечивались именно недвижимостью, инвесторам приходилось учиться.

Salomon Brothers, конечно, могла бы просто купить эти облигации для себя. Но Salomon не

была долгосрочным инвестором, и сама мысль, что в торговых журналах на месяцы, а то и на

годы зависнут облигации на 86 миллионов долларов, руководство не радовала. Так что мы, продавцы, искали другого покупателя, и ставки были высоки. Арабский инвестор заявил, что

купит другой крупный пакет облигаций только после того, как его избавят от О & Y. Эта операция