Глава 10
Светя себе зажигалкой, Шейн опробовал наушники. Провод был протянут в щель пола и оканчивался маленьким черным ящиком с усилителем.
Шейн надел наушники и повернул ручку; послышался короткий щелчок. Взял бинокль, японский, очень мощный, поглядел на дом, и у него возникло ощущение, что он может протянуть руку и постучать в стекло. Барбара вернулась в гостиную. Шейн знал, что ей уже за сорок, и теперь, когда они остались вдвоем с экономкой и молодиться было не перед кем, она выглядела на все свои годы. Остановившись у окна, она прикурила сигарету от окурка. Подняв голову кверху, выпустила в потолок струю дыма.
— КАК ЖЕ Я УСТАЛА! — проговорила она.
От внезапно взорвавшегося в наушниках голоса едва не лопнули барабанные перепонки, и Шейн поспешно приглушил звук.
— А кто не устал? — отозвался голос Эды Лу.
— Ну не дура ли я? — продолжала Барбара. — То, о чем Шейн говорил по телефону, можно было понять и так и эдак. Я, естественно, решила, что речь идет о Китти и чуть сама не подписала себе приговор.
— Интересно, каков он в постели? — задумчиво произнесла Эда Лу.
— О Господи! Ты что, кроме постели больше ни о чем думать не способна?!
— Посмотрим, как ты заговоришь в моем нежном возрасте… Ну ладно, что же ему, собственно, известно? Что ты в курсе замыслов Брэда? Подумаешь, преступление!
— Да, но я могла ему помешать.
— Помешать Брэду? Ты? — недоверчиво откликнулась Эда Лу. — А где бы ты, спрашивается, взяла базуку?
— Оставь, ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Я могла бы предупредить Китти.
— Ну передо мной-то уж нечего лицемерить! Ты нарочно удерживала Шейна своими разговорами, чтобы Брэд мог спокойно завершить свое дело.
Барбара нервно прошлась по комнате.
— Ну да, таким образом я как бы становлюсь его сообщницей.
— Не глупи, доченька, — проворковала Эда Лу. — Как можно быть сообщницей несовершенного преступления? Разве что в душе своей… И вообще, стоит ли беспокоиться о том, что так подумает Шейн. Ручаюсь, мы с тобой больше его не увидим. Кстати, что это он там говорил о какой-то закиси?
Шейн навел бинокль на Барбару, которая повернулась к экономке спиной.
— Закись азота — анестезирующее средство. Если не ошибаюсь, это была очередная провокация Шейна.
— И притом довольно удачная, — вполголоса отметила Эда Лу. — Прости за откровенность, но, по-моему, ты выдала себя с головой.
По лицу Барбары промелькнула странная усмешка; она тут же перевела разговор:
— Послушай, мне нужен твой совет. Как мне теперь вести себя с Фрэнком? Ты все-таки его лучше знаешь. Может, так прямо его и спросить, с чего это вдруг ему взбрело в три часа ночи высадить окно и пристрелить меня?
Вопрос показался Шейну нелепым, но Эда Лу явно приняла его всерьез. Она тоже подошла к окну и налила себе выпить.
— Ну и хороша же я буду утром после таких возлияний! — вздохнула она. — Ты действительно веришь, что это был Фрэнк? Я сомневаюсь. Его честь Фрэнсис Ксавье Шэнан вряд ли когда-нибудь видел, с какого конца стреляет карабин.
— Но если у Китти алиби…
— Она или Брэд могли кого-нибудь нанять. Хотя тут есть одно «но»: чтобы наемный убийца в такой штиль сделал четыре или пять выстрелов и ни разу не попал — невероятно!
Барбара страдальчески заломила руки.
— О Боже, не мучай меня! Ну, положим, он не хочет жениться, но неужели из-за этого непременно надо убивать?!
— Не только из-за этого… — начала старуха и осеклась. — Черт возьми, как ты мне надоела! Если я не свихнусь до пятницы, то непременно потом поплыву в кругосветное путешествие — одна!
Барбара что-то пробормотала, но Шейн не расслышал слов, так как она стояла спиной к микрофону.
Эда Лу подлила себе джину в стакан и уселась в большое резное кресло перед окном. Шейн видел, как она поглаживает пух на вороте пеньюара.
— Все, по последней — и баиньки! Завтра будет новый день. Вернее, уже сегодня.
Барбара, стоя с ней рядом, провела рукой по трещинам на стекле, как будто хотела убедиться, что все это ей не приснилось.
— К дьяволу этот дом! Я больше здесь жить не могу. Пускай достается Китти, раз уж он ей так понадобился.
— Эге, а куда же девался твой боевой дух?!
— Весь вышел… Не понимаю, почему Фрэнк прямо не скажет, что не желает брать меня в жены?
Мощные окуляры позволили Майклу разглядеть глубокие морщины, прорезавшие ее лицо по обеим сторонам рта.
— Вот и ты никогда не бываешь со мной откровенна! — произнесла Барбара каким-то бесцветным голосом. — В конце концов, мать ты мне или не мать?
Невооруженным глазом Шейн мог различить только ее темный силуэт на фоне окна; лицо расплывалось. Он снова взялся за бинокль, но теперь его больше интересовало лицо старухи. Оно, надо отдать ей должное, оставалось непроницаемым, лишь в уголках губ залегли насмешливые складки.