Майне либе Лизхен

– Как она могла?! – причитал Герман Иванович. – И ведь ни слова никому не сказала! Мы все, все действуем абсолютно честно и открыто, а она! С виду такая тихая домашняя девочка!

– Герман Иванович, по-моему, вы несколько преувеличиваете житейскую наивность современных молодых девушек, – успокаивающе говорила Ба и поглядывала на часы. – Я говорила вам уже, что Женя – девочка рассудительная и самостоятельная. К тому же она согласовала это со Львом… как выяснилось позже. От него, кстати, я тоже не ожидала ничего подобного. Что поделаешь, это их решение, и совершенно бесполезно так волноваться, тем более задним числом. Хотите еще валерьянки? И я с вами.

Герман Иванович согласно кивнул, и старики на пару выпили валерьянки – похоже, уже не по первой рюмке. Помолчали.

– И к кому, к кому они пошли, вы только подумайте?! – опять взялся за свое Герман Иванович. – К этому уголовнику, бандиту, квартирному аферисту, который едва не убил Алексея Николаевича, который угрожал мне и даже вам – женщине! А если бы он ее… – Герман Иванович замолчал, придя в ужас от собственных домыслов.

– Все. Хватит, – Ба тихонько хлопнула ладонью по столу, Герман Иванович вздрогнул и посмотрел на нее с удивлением. – Герман Иванович, раз уж мы заварили такую кашу, то ныть – последнее дело. Женя – молодец. Узнала очень важные вещи. Без этого мы бродили, как в тумане. Теперь все прояснилось. Сейчас я вам дам термос с чаем и кружки, и вы пойдете на улицу. И оденьтесь потеплее. Хватит нам одной лежачей. Завтра нам предстоит тяжелый день. То есть уже сегодня.

* * *

Но рвануло гораздо раньше. В четыре часа сорок восемь минут – именно такое время звонка зафиксировали операторы, дежурившие на телефоне единой службы спасения. За несколько минут до этого мирно спавший проспект Ленина разбудили оглушительные выстрелы, и из дома номер 148 донесся душераздирающий крик. Трое людей в черном, переглянувшись, бросились от окон врассыпную, не разбирая дороги. Уже не скрываясь, они ворвались в подъезд, топая, вбежали по лестнице на второй этаж и там столкнулись с ошалевшими Ба и Германом Ивановичем, которые метались по коридору. За дверью квартиры номер девять продолжали очередями греметь выстрелы.

– Выбиваем дверь! – закричал невысокий человек в черной куртке, один из тех, которые орудовали внизу.

– А если там убийцы? – взвизгнул Герман Иванович. – Надо в милицию срочно!

Все замерли, прислушиваясь и обмирая от страха. Выстрелов больше не было слышно, но дикий крик, на минуту было стихший, возобновился с новой силой. Из-под двери девятой квартиры начал просачиваться едкий дым.

– Сгорит, к черту! Выбиваем! Лев, помогай! – Пустовалов – а это был он – откинул с головы капюшон и сделал несколько шагов от двери.

– Не надо, – вдруг овладев собой, сказала Ба. – Она железная. У меня есть ключ. Лев, принеси быстро, он у зеркала в прихожей. Женя, звони, вызывай пожарных и милицию. Скажи, что там стреляли. Герман Иванович, отойдите в сторону.

Женя и Левушка бросились исполнять приказ, отданный таким тоном, что все сразу подобрались и перестали метаться, а Герман Иванович – трястись, как осиновый лист. Только Пустовалов решился возразить:

– Это вы отойдите, Елизавета Владимировна. Все-таки мы – мужчины. А там стреляли.

Но Ба только молча взглянула на него, и когда прибежал запыхавшийся Левушка, она взяла ключ, решительно оттеснила внука, открыла дверь и вошла в квартиру одновременно с Пустоваловым. Но Пустовалов все же опередил ее, рванувшись из прихожей в комнату. Помещение было заполнено едким черным дымом, и когда кто-то догадался включить свет, оказалось, что это тлеет стоящий в углу диван. В противоположном углу, скрючившись, сидела Галина в застиранной ночной рубашке и безостановочно орала. Больше в комнате никого не было. Пустовалов быстро распахнул окно, а Левушка, не дожидаясь указаний, помчался в кухню за водой. Пока они по очереди с Пустоваловым и все еще несколько заторможенным от страха Германом Ивановичем бегали с кастрюльками туда и обратно, Ба подошла к Галине, присела рядом. Обняла ее за плечи. Галина сразу оборвала крик, как будто в динамиках вырубили звук. В тишине стало слышно, как шипит, будто живой, диван, дым от которого стал еще едучее.

– Все. Все кончилось. Молодец. Вставай. Пойдем. Тебе нельзя здесь, – отрывисто приказала Ба, и подскочивший Пустовалов помог женщинам подняться.

– Галя, ты видела, кто стрелял? – спросила Ба, когла они уже были на пороге.

– Он, – еле выдавила из себя Галина и, не оглядываясь, трясущейся рукой показала на шипевший диван. В ее глазах плескался неподдельный ужас.

* * *