И, глядя, как Демьян Груша молотит головой Вадима Успенского о мраморную ступеньку Колизея, ему сделалось не по себе – все-таки отец последнего был главным спонсором шоу.
Сверху грянул удар грома, Стас Беляев инстинктивно отшатнулся, прикрываясь рукой, – в шоу тоже летели молнии и бушевала стихия, и теперь было непонятно, где настоящая молния, а где выдуманная и нарисованная Демидовым.
– Все нормально? – спросил Ефим.
Стас покосился на потолок.
– В…роде.
– Не дури. Давай работать.
Успенский вырвался из железных тисков Демьяна, подбежал к Ольге, но не успел ее отвести, как здоровенный кулак противника настиг девушку. Раздался хруст костей, и тут уже Стас подскочил по-настоящему – она должна была выпустить настоящую кровь вместо спецэффектов, но этого не произошло. Она рухнула как подкошенная на арену, сделав один оборот вокруг себя.
Вадим инстинктивно нагнулся к ней, но то ли забыл, что нужно делать, то ли потерял голову – он ринулся на Демьяна. Тот виновато вращал глазами и не сразу сориентировался. Кубарем они улетели за зеленый экран, послышались звуки борьбы, крики, возня.
– Продолжаем, – скомандовал Ефим.
Ольга зашевелилась, и у Стаса отлегло от сердца. Она чуть привстала, потрогала голову.
– Работаем, – сказал ей в наушник Ефим.
Она заторможенно кивнула.
Зеленая ткань приподнялась, и на арену вышли двое. Незнакомец стоял позади Успенского, удерживая его левой рукой за ворот. В правой руке у него было короткоствольное ружье, направленное Вадиму в голову.
– Что за херня? – спросил Ефим, поворачиваясь к Стасу. – Это твоя задумка?
Стас покачал головой. Сидящая с краю арены Ольга попятилась назад как каракатица – смешно и неуклюже.
– Запись не отключать, – услышали одновременно Ефим и Стас в своих наушниках. – Иначе я отстрелю ему голову. На полном серьезе. Ружье заряжено дробью на медведя.
– Стас, ты шутишь? – глаза Ефима налились кровью. – Это твоя дебильная выходка, признавайся?
Стас Беляев попятился. Он, кажется, понял, что происходит. В отличие от Ефима Лонго. Тот переводил полудикий взгляд то в монитор, то на арену.
– Это на самом деле, на самом деле, дебил! – выпалил Стас, открыл дверь аппаратной, но Ефим в два прыжка очутился рядом и захлопнул ее перед носом у зама.
– Ты это куда? Нет уж, посади свою толстую жопу назад в кресло. Ты будешь со мной до конца, дорогуша.
Стас нехотя повиновался. Его ноги дрожали, отчаянно хотелось в туалет. Еще сильнее хотелось улизнуть отсюда к чертовой матери. Дело принимало скверный оборот, очень скверный. Хуже не придумаешь.
Их лица были прикованы к мониторам – хотя именно сейчас изображения и там, и на арене наконец стали идентичными. Демидов, судя по всему, сам пребывал в легком шоке. По крайней мере, признаков жизни по внутренней связи не подавал. У него был отдельный выход, и он вполне мог уже нестись со всех ног к своей тачке.
Судя по всему, человек, направивший ружье в голову победителя шоу, завладел наушником с микрофоном – они слышали его частое сбивчивое дыхание. Стоя посередине арены, он озирался вокруг, вероятно, его слепили прожектора, направленные в центр. К тому же от них исходил жар. Человек был мокрым, взъерошенным и нисколько не походил на террориста, какими их обычно показывают по телевизору.
Рейтинг шоу, замерший на рекламной заставке, резко пошел вверх. Зрителям понравился этот человек с ружьем. Он выглядел интеллигентно, хоть и несколько потрепанно, как тот географ, который глобус пропил. Они решили, что это часть шоу. Часть великолепного реалити-шоу «Армагеддон», которое закончится реальной операцией «Вихрь-антитеррор», а им с Беляевым придется подыскивать себе новое место работы. Если останутся живы. Такие мысли пронеслись в голове Ефима Лонго. Только вряд ли их кто-то возьмет после такого.
Рука Ефима замерла на рычаге переключения прямого эфира. Он мог одним движением заменить реальную картинку рекламой. Что ему мешало?
Рейтинг. Эти дьявольские циферки популярности, магическим образом ползущие вверх. Рейтинг замерялся сторонними компаниями, от показателей количества зрителей зависело все. В том числе стоимость рекламы, гонорары ведущих и участников и, конечно, негласный уровень вседозволенности. На центральных каналах одни передачи могут себе позволить такое, что другим аукнулось бы в лучшем случае закрытием, а в худшем – уголовным делом.
– Крупный план на меня, – услышал Ефим в наушнике.
По бокам арены вне зоны съемки располагались большие экраны, на которых участники съемок могли видеть непосредственно происходящее на арене – что идет в эфир и как это выглядит на экране телевизоров.
– Это ты?.. вы?! Что вы здесь делаете? – услышали зрители удивленный возглас Успенского, когда он, обескураженный происходящим, поднял голову и увидел на огромной телевизионной панели сосредоточенное лицо своего учителя математики.