Майнеры

– Ну так чего расселся. Вставай и иди, забирай заказ. Только не надейся, что это доставка из премиального суши-бара. Боюсь, даже если до этого ты сидел на дошираке, будешь разочарован местной кухней.

– Иду, иду, – сказал Денис в мерцающую полутьму.

Медленно, словно разбитый артритом старик, он поднялся с нар, подошел к двери, дрожащими руками взял поднос. Теперь требовалось донести его до стола. Раньше такие вопросы не занимали его, а теперь он и метр пройти боялся. Затаив дыхание, он сделал несколько маленьких шагов, поставил поднос на стол и только тогда выдохнул.

Опустившись на табурет, он принялся есть нечто среднее между супом и очень жидкой кашей, без соли и приправ, на одной воде. С краю подноса лежал кусочек черного хлеба, покрытый белесым налетом. Нехотя он съел и его, потом запил из кружки, скорее всего, это был чай.

– Какая же мерзость, – сказал он шепотом. – Школьная столовка – ресторан по сравнению с этим дерьмом.

Несмотря на отвратительный вкус еды, он почти сразу почувствовал себя лучше и даже попросил бы добавки, будь это возможно. Но охрану лишний раз беспокоить не хотелось, неизвестно, что у них на уме.

Денис вернул поднос на полочку перед дверью. Заниматься здесь было абсолютно нечем. Пока не погас свет, он принялся разглядывать стену. У изголовья нар Денис обнаружил выцарапанные слова «Дима Курский. 2010», чуть выше «еще день», «беги», «плохо», «я умираю», «завтра медосм…». Возле параши, куда он присел после колебания, тоже была надпись: «Никому не верь. Гуцуев».

Легкая дрожь пробежала по его телу. Кто бы это ни был, если удастся отсюда выбраться, нужно их найти… Где сейчас Ларин? Делает ли что-нибудь? Хуже всего – неизвестность. Она пугает, лишает сил, энергии, доводит до сумасшествия. Горе тому, кто не может себя ничем занять. Мозг быстро заполняет пустоту, и тогда – держись. Все самые жуткие чудовища и кошмары, запрятанные глубоко в подсознании, явятся в один момент все разом.

Он подумал, что отдал бы все деньги, всю свою долю, накопившуюся к этому моменту, лишь бы его выпустили. Сколько там может быть? Тысяч сто долларов? Он не знал, какой курс к настоящему моменту. Можно попробовать предложить охранникам, но только вряд ли они что-то могут сделать и уж точно не смогут вывести его отсюда. Значит, остается только кто-то из руководства, – возможно, сам начальник училища. Но ста тысяч будет мало, если они тут действительно приторговывают органами. Одно здоровое сердце может дороже стоить. По самым скромным меркам, у него внутри добра на полмиллиона, не меньше.

Биткоин может скакнуть, еще как может. У него есть шанс, какой-никакой, сыграть на алчности. Он помнит пароли доступа к кошельку на бирже. Ларин, конечно, будет в ярости, но другого способа выбраться отсюда, похоже, нет. Надписи на стенах внушали смутную тревогу. Чем дольше они будут его тут держать, тем больше у него шансов, но Денис сомневался, что после случившегося в кабинете начальника у него остался хоть минимальный шанс выйти отсюда живым.

Внезапно окошко открылось, и поднос с посудой исчез так быстро, что он не успел даже дернуться. Кто-то неслышно стоял за дверью и, возможно, подглядывал за ним.

Денис вскочил с нар, перебитое ударом дубинки колено согнулось, и он рухнул на бетонный пол – плашмя, успев выставить руки перед собой.

– Эй! – успел крикнуть он вслед удаляющимся шагам. – Мне нужен врач!

– Скоро будет тебе врач, потерпи! – эхом доносились до него слова, сказанные сквозь кашляющий смех.

Денис с трудом дополз до нар, подтянулся, перекатываясь, на топчан, и, когда уже почти улегся, охая и вздыхая, лампочка под потолком, заключенная в защитный стальной кожух, заморгала, он протянул к ней руку, словно умоляя, но тонкая, едва светящаяся теплым желтым светом вольфрамовая спираль зашипела и погасла.

Глава 56

Ларин выскользнул из приемной, предварительно заперев дверь кабинета директора. В дверях он столкнулся с учительницей музыки, она напевала знакомый мотив популярной американской певицы, у которой вроде бы проблемы с наркотиками. Она и сама была на нее похожа, Ларин попытался вспомнить, как зовут певицу, но не смог. Черные с отблеском волосы, точеный профиль, соответствующий макияж. Элина Витальевна испугала его, Ларин дернулся, прижался к двери, пропуская напевающую училку внутрь.

– О-ой, – прервала она на высокой ноте, – а где же Анна, Дмитрий Сергеевич? Я хотела уточнить по поводу настройки пианино. Обещали сегодня настройщика, я же не могу фальшивить на уроке. – Она моргнула длинными приклеенными ресницами. Ларин знал, что половина одиннадцатых классов равняется на нее, вернее, на ту певицу, но Элине завидовали, потому что она умела попадать в ноты и больше всех в школе похожа на знаменитость.

– У нее дома пожар, – сказал Ларин. – Так что вряд ли.

– Боже правый, – Элина снова моргнула, и ветер от ее накладных ресниц, кажется, долетел до его щеки. – Правда, что ли? А Надежда Петровна? – Она в одно мгновение оказалась у двери кабинета и нажала на ручку.

– Ее тоже нет, сам хотел попасть.