Майонезовские сказки (СИ)

— Малыш, – заклокотала снисходительно-покровительственным тоном Т.Ч.,– я понимаю, последние события отложили след на твоём сознании, но моя любимица L.W.L. жила в пятнадцатом или в шестнадцатом, а может быть, в семнадцатом веке!

— Тётушка!– настаивал Пышка, – Она Вас отлично помнит, и её бабушка Вас хорошо знала! L.W.L. подарила Вам свой портрет с автографом!

Все уставились на портрет, с которого на них смотрела кареглазая белка. Под фото имелась надпись: «Тётке Черепахе от L.W.L. в память о том, что первая собака-космонавт была названа в честь нас, белок!»

— Но, это же Люнечка – внучка бабы Гути!– в недоумении воскликнула Че.

— Да-да, так её звали в детстве, – затараторил возбужденный Пыш, – ещё она подарила Вам этот сувенир со своими стихами!

Пышка подал Тётке Черепахе стеклянный шар, внутри которого с горки ехал Дед Мороз, лежа на санках, он вёз на нижней части спины полосатый мяч. Че перевернула шар, внутри него словно взметнулись снежные хлопья . На подставке сувенира были стихи, она прочла их вслух:

«Дед Мороз на санках катится с горы,

Он везёт Ванюшке мячик для игры,

Словно бы из детства ласковый привет,

Сквозь метель доставит шаловливый дед!»

— Хм, но кто этот Ванюшка? – живо заинтересовалась Тётка Черепаха, – Пыш? Кто он?

— Это один из детей L.W.L. – с готовностью отвечал Пышка,– одного зовут Мишутка, а другого – Ванюшка! Они правнуки бабы Гути – соседки Вашего батюшки Никифора с улицы Проточной.

— Пыш, обязательно пригласи их на субботний ужин, я потушу утку с черносливом, – заявила Че, хоть для меня – это большой удар – связь между L.W.L.– любимой поэтессой и какой-то серенькой мышкой Люнечкой!

— А что читала L.W.L., я с некоторых пор тоже стал её поклонником? – спросил профессор.

— О, она читала чудесные стихи о доме своего детства! – радостно сообщил Пыш и с чувством прочёл наизусть:

«И снова душа, как вечерний дымок,

Сольется с весенней прохладой;

А в небе так ясно, и так одинок

Серп тонкой луны над темнеющим садом!

И вновь за рекою дрожат огоньки,

Луч фар освещает берёза– как вёрсты,

И вновь у калиток сидят старики,

Чтоб видеть весенние яркие звёзды,

Чтоб слышать синичек и соловья,

Что полнят сады в тихих сумерках звоном,

Чтоб чувствовать, как пробудилась земля,

Как пахнет черемухой с выжженных склонов!

Душа замирает над хатой простой,

Над звуками старого, мокрого сада,

В нём свет из окна меж ветвей золотой,

Но так всё знакомо, что света не надо!»

— Замечательно! – сказал профессор, – Пусть даже она всего лишь Люнечка!

— Эта ваша L.W.L.,– неожиданно заявил подошедший Фига,– всё передирает у нашего Пышки, а он, не в обиду будет сказано, товарищ, но, если верить общественному мнению, кое-что заимствует у некоего Хамэ Эль Гуля, видимо, представителя арабской литературы!

— У тебя горизонт мышления уже, чем у Бобра!– возмутилась Че, – Повторяешь лесные сплетни тупых обывателей! Такие, как ты, считают, что все актрисы– девушки легкого поведения, все торговцы– воры и жулики, все вузовские преподаватели, как наш профессор,– взяточники, все полицейские– оборотни в погонах, все писатели– плагиаторы!

— А что, нет? – удивился Фига, – Все так считают!

— Давайте после нашей экскурсии будем терпимее друг к другу, – предложила Рокки.

— Да-да, – зашепелявил Кро, чтобы нам не угодить в те ужасные места, где нам довелось побывать.

— Вы правы, – смягчилась Че, – будем ласковыми, будем брать пример с бабы Гути, которая всегда звала внучку: «Ягодка моя!» А что ты читал на литературном вечере, Пыш, ягодка моя?

— Меня попросили прочесть что-нибудь из моей любовной лирики, – с удовольствием отвечал поэт,– и я прочел это стихотворение, посвящённое Мушке:

«Ещё не придумали слов,

Чтоб мне рассказать о тебе,

В моей непроглядной судьбе

Ты дар лучезарных волхвов!

Ты пурпура строгая гладь,

И глянец опущенных лилий!

Неловкие строки могли ли

В созвучьях тебя передать?

С какою же силой согласных

И гласных открытостью всей

Сказать об улыбке твоей,

Сказать о глазах твоих ясных?

Одно лишь осталось – в отчаяньи

Покинуть речей круговерть,

Смотреть и смотреть, и смотреть

Беспомощно, в долгом молчаньи!

Поэт старомодно поклонился, приложил к груди правую руку.

— Это прекрасно Пыш!– сказала Че, вытирая слёзы кулачками с булками, – И подарки восточных королей, и пурпур царского одеяния, и лилии в императорском гербе – вся земная роскошь положена к ногам любимого человека! Это великий Божий дар, Пыш, любить по-царски! Но мы куда-то шли?

— Маменька, мы собирались покормить голубей,– прошепелявил Кро.

Нет, зайка, мы собирались покормить лебедей,– сказала Че, – смотрите, они плывут к нам! Ой, чернёхонький, самый быстрый!

Тётка Черепаха начала раздавать булочки подплывшим лебедям. Из-под её очков слёзы капали и капали прямо в воду, образуя лёгкие круги.