Майонезовские сказки (СИ)

— Не расстраивайтесь, почтеннейшая, – нарочито бодро заговорил профессор, – была бы L.W.L. заурядной поэтессой неизвестного века, неизвестного народа, а вот теперь она– как дружеский привет из вашего ирисового рая на Проточной улице! Вы переоценивали её творчество и недооценивали её в жизни, и, наконец, её образ обрёл равновесие! А главное, с Вашей подачи все, мы, стали поклонниками её таланта! Таланта средненького, но такого жизнерадостного!

— Это я от радости! Прошу прощения, господа!– сказала Че, смахивая слезинку и улыбаясь всем круглым лицом.

— Рано радуешься, Клотильда! – прозвучал за спинами собравшихся у пруда, суровый старческий голос прапрадеда Фемистоклюса, – нужно искать доктора, его нет ни в «середине», ни в «вершках», ни в «корешках»! Как в воду канул!

— О!!!– в один голос воскликнули изумлённые друзья.

Весна 2013 года.

СКАЗКА ЧЕТВЁРТАЯ. ЛЕТНЯЯ ИДИЛЛИЯ.

Часть первая. Буря в стакане.

Как хорошо мне сидеть за столом,

А рядом – друзья и еда,

Жаль разлучился я с верным Ослом,

Надеюсь, не навсегда!

Из соч. проф. Войшило.

Че сидела на зелёной лужайке перед своим домом. Старая дама в нарядном шёлковом, цвета взбитых сливок, платье с дорогим воротником вологодского кружева покойно (как говорили в старину) расположилась в плетёном кресле. В её руке застыла большая ложка, облепленная розовой пенкой и осами. Т.Ч. глубоко задумалась у тазика с вишнёвым вареньем, стоящим на маленькой газовой горелке.

По синему небу лениво ползли белые облачка в форме молодых любопытных овечек, с интересом взиравших на зелёную лужайку. Здесь, прямо на мягкой траве, под цветным дождевым зонтиком, спали Подснежник и Медуница. Молодёжь, во главе с профессором, сидела под деревом за столом, на белой скатерти которого стояли плетёные корзиночки с вышитыми украинскими орнаментами салфетками, а на них лежали всевозможные крендельки с маком, косички с корицей, булочки с джемом и ещё горячие кексы с изюмом, только что принесённые Берёзой, загорелой, с яркой помадой и в ярко-синем шифоновом сарафане. Мушка разливала чай в фарфоровые чашки с хризантемами, а профессору – в его неизменный «допотопный» стакан в серебряном подстаканнике. И каждый, кто наблюдал за её движениями, понимал, что она очаровательна в своём розовом в белый горошек платьице, как мотылёк, что порхал над вазой с фруктами. Над чаем поднимался пар, профессор счастливо крякнул, и Фига тут же начал речь.

— Дорогие товарищи, - сказал он, - у меня в руках одна занятная книжица, я хочу вам прочесть из неё стихотворение под названием «Море», держу пари на торт со взбитыми сливками, что никто из вас не угадает автора!

— Читай, читай! – дружно загалдели за столом.

Фига театрально вытянул руку, изображая, видимо, пародию на поэта-чтеца, и начал читать монотонно и бесстрастно:

Фернандо спит на Филиппинах,

В песке ржавеют якоря,

И золотит туземцев спины

И кровли хижинок заря.

А где-то золото считают,

Кладут монеты на весы,

Корабль ганзейский пролетает

Под лёгким парусом косым.

Спят катаржане на галерах,

Привыкнув к тяжести цепей,

А рядом пьют, едят без меры,

Ругая качку и борей.

Плывут покойники и бочки,

А в бочках плещется вино,

Идут рождённые в сорочке,

И жемчуга идут на дно.

Вот каравелла – загляденье,

Счастливый баловень удач,

Несёт лебяжье оперенье,

А вкруг неё – обломки мачт!

Дымятся тёплые лагуны,

Блестят на солнце острова,

И не поймёшь, среди бурунов

Бутыль мелькнёт иль голова!

Под вечер – байки о Голландце,

А в полных кружках жаркий грог,

И покрывает месяц глянцем

Следы невидемых дорог.

Фигурка даже вспотел от напряжения и достал платок («Ух, жарища!»).

— Это Бунькин! – заявил уверенно самодовольный Кот.

— Нет, нет, это Мунькин! – в один голос выкрикнули Берёза и Паралличини, и разом засмеялись.

— Дайте подумать! – сказал профессор, наморщив лоб, - Эх, вылетело из головы!

— Не поверите, товарищи, но это философское сочинение, которое я назвал бы не «Море», а «Жизнь», принадлежит перу нашего поэта Пышки, причём, тринадцатилетнего Пышки!

— Я не знала! – с восторгом воскликнула Мушка.

— Где ты это достал? – спросил весь красный Пыш.

— В Синем Лесу в букинистической забегаловке, - невозмутимо ответил Фига, - держи, Пончик!

— Приятный сюрприз, - сказал взволнованный Пыш, - но я больше не пишу стихов, я так решил сегодня утром, поэтому предлагаю поиграть в «Строчки».

Все одобрительно закивали головами, замолчали и уставились на Пышку, какую он выберет тему? Стало слышно шелест листьев над головой. Кот не выдержал, приставил указательные пальцы ко лбу и начал под столом рыть землю ногой, видимо, изображая возбуждённого быка, требуя, вероятно, испанских мотивов.

Но Пыш его жесты понял иначе и предложил первую строчку на правах мэтра.

— Бредут по тундре олени, - сообщил Пыш.

— Сопки вдали, как пельмени, - живо откликнулась жена мэтра.

— Волки вышли навстречу, - нагнала страха Берёза.

— Луна кровава, как кетчуп, - подлил жути Паралличини.

— И дать бы олешкам тяги, - вклинился весёлый Кот.

— Но под копытами ягель, - констатировал профессор с умным видом.

— Слаще любого бисквита, - сказал, причмокнув, Кро.