– Ну конечно, где-то да есть понимающие люди, не мы ж одни такие на свете… Я полещук, товарищ майор, коренной, причем не с краешку, а из самой, можно сказать, середины. С детства слышал… всякое, а там и самому довелось кое-что видеть. Вот вы «Олесю» Куприна читали?
– И перечитывал даже, – сказал я.
– Это ж о наших местах написано… ну, предположим, не о самой середке, а именно что об окраинах. Все равно, на одной фантазии такого не напишешь, должен был Куприн бывать в тех местах или рассказал кто-то, кому он безусловно верил. Только вот что… У Куприна Олеся совершенно безобидная и знает, если прикинуть, сущие мелочи, совершенно для людей не опасные. Такие тоже есть, ага. Только и других хватает, посильнее… и гораздо пострашнее. Даже теперь. Я бы вам столько мог рассказать, да не буду, к чему у вас время отнимать? Главное сказал – и вы, сразу видно, отнеслись серьезно…
– Ну, и зачем ты мне это главное сказал? – спросил я, уже кое-что сопоставляя. – Ведь не просто так, надо полагать?
– Конечно, – сказал Лёва. – Так уж обернулось, товарищ майор, что дед по матери умел колдуний видеть. Ничего больше не умел, только это. И мне в четырнадцать передал, когда умирал. У нас такой человек зовется «духовидзец». Вот я им и стал. Знаете, в партизанах один раз пригодилось. Была там одна бабка, из раскулаченных, и из черных. И советскую власть, и нас ненавидела люто, вот с немцами и спуталась быстро, едва они пришли. И пошло у нас невезение чередой: то полицаи устроят засаду там, где нас ожидать никак не могли, то возьмут в деревне наших связных, что никаких подозрений не вызывали… Да хватало бед, и было их слишком много для простых случайностей или полосы невезения. Командир с комиссаром и начальник разведки сперва думали, что в отряде немецкий агент, но потом были два случая, которые никакой немецкой агентурой не объяснишь. Был я на разведке в той деревне и точно видел, что колдунья она – черная. Рассказал начальству, всем троим, двое сначала не поверили, особенно начальник разведки, он у нас был кадровый капитан, из окруженцев. Только командир, поразмыслив, на мою сторону встал – он сам был полещук, хоть лет пятнадцать там и не жил. Обсудили уже спокойно, я примеры приводил из прошлой жизни, и командир тоже. И убедили мы в конце концов неверящих, что обычные люди ничего этого наворотить не способны, тут натуральное колдовство…
– И что?
– А что? – спокойно пожал он плечами. – Пристукнули каргу старую. По всем правилам, хоть комиссар носом и крутил: масла лампадного раздобыли, пыжи смазали, из двух стволов ударили. Да еще кол осиновый вбили. И ведь прекратилось все! Остались самые обычные невзгоды, какие у любых партизан случаются…
– Ну и к чему ты мне все это рассказал? – спросил я, хотя в глубине души знал ответ.
Он посмотрел мне в глаза с видом уверенного в себе человека:
– Потому что девушка, которая с вами приехала, – колдунья. Не особенно сильная, но все-таки…
Я ничуть не удивился – чему тут удивляться после разговора с Жиганом и того, что с ней случилось в том городе? Ну, колдунья. Они есть – выходит, и в Германии тоже. Подумал только: теперь понятно, почему у него стало такое ошарашенное лицо, когда следом за нами из машины показалась Линда: увидел, ага, духовидзец…
– И как ты это видишь? – спросил я с интересом.
– А вокруг них всегда… такой ореол. Не вокруг головы, как на иконах – это, я думаю, было бы святотатство, – а вокруг всего тела, от макушки и до земли. Не тревожьтесь, товарищ майор, верно вам говорю, нечего тревожиться. У черных – и ореол черный, у тех, кто больше склонен к добру, – белый, а у нее этакий бледно-розовый. Это значит, она никакая. Просто-напросто живет с этим и пускает в ход по крайней необходимости. Таких тоже хватает. Вообще-то и они могут шатнуться к черному или белому, но редко такое с ними случается, разве что по сильному собственному желанию, поищут тогда кого-то сильного, чтобы укрепил в белом или черном, но желание такое у них редко бывает, им и так хорошо; я слышал еще, что иногда, редко очень, их из своего состояния в другое, одно из двух, жизнь бросает, но сам никогда с таким не сталкивался. Так что беспокоиться вам не о чем, товарищ майор, безопасная девушка, безобидная, вреда от нее не будет… хотя и добра не дождетесь. Все, что знает, внутрь направлено.
Ну, предположим, и не все, подумал я, вспомнив те два случая, но в конце концов от них не было никому никакого вреда: Жиган с дружками не на шутку перепугались, и только, а те солдаты вообще ничего не заметили…
– Вот и все у меня, пожалуй, товарищ майор, – сказал Лёва. – Предупредил вас и рад, что вы серьезно отнеслись, как человек понимающий. Разрешите идти?
– Иди, – сказал я.