Усенко поджал губы и весьма красноречиво качнул головой.
– Ну чего вы все он, он… – Пожилой еврей, так и не встававший все это время со своего чурбачка, неожиданно вмешался. – Он знает, что делает! Если нас здесь поймают, все ясно, залезли сами, а пока из нас будут вынимать душу, он успеет уйти. Все очень просто…
– Помолчи, Мендель. – Усенко недовольно сморщился. – Ты опять за свое…
– Я что, я ничего… Я одного хочу, пускай меня сразу застрелят!
– Не обращай внимания. – Усенко махнул рукой. – Нервы у него сдали… Так что, сможешь нас отсюда вытащить?
– Товарищ капитан, – заулыбался Петро. – Все будет «першой клясы»!
Усенко и Меланюк весело переглянулись, Ицек недоверчиво посмотрел на Петра, и совершенно незаметно на каждом из них остановил свой цепкий, оценивающий взгляд Мендель…
Темный лес вплотную подступал к домику, и, стоя на крыльце, пан Казимир едва различал край поляны. Лесничувка была маленькая, заброшенная и вокруг покосившихся надворных построек успели густо разростись полускрывшие их кусты. Пан Казимир сморщился. От леса несло чем-то древним непонятным и настораживающим…
Дверь за спиной майора приоткрылась, и, обернувшись, пан Казимир увидел четко прорисовавшийся у косяка силуэт Вукса. Давая ему место рядом с собой, майор подвинулся и не без иронии спросил:
– Ну, Владек, и до чего вы с Рыбчинским договорились?
– Договорились! – Вукс фыркнул и уперся плечом в столбик навеса. – Он третий пулемет с немецкого склада на сало выменял… Конечно, пулемет вещь нужная, но сало-то зачем отдавать? Вы ж знаете, на белорусской стороне хлопы войну с полицаями начали. А мы? Ну, то что «Звензек валки збройней[18]» командует своим «к ноге» я еще кое-как понимаю, но почему пан майор нам говорит то же?
– Вот и опять ты меня не понял, Владек… – Пан Казимир боком присел на перила. – Судьбу Европы будут решать победители. И взял он за собой и отчич, и дедич, и приумножил земли свои…
Странно прозвучавший славянский оборот заставил Вукса насторожиться и молча ждать продолжения.
– Владек, – тихо сказал пан Казимир. – Война не вчера началась и не завтра кончится… Рыбчинский не крадет пулеметов, немцы дают их сами. Нам пулеметы, а украинцам винтовки. Я знаю, они задумали стравить нас между собой, и я очень боюсь, что им это удастся…
– Но зачем это им?
– А затем, что им не нужны ни поляки, ни украинцы. Им нужны рабы, тихие и покорные. Они уже уничтожили евреев, потом возьмутся за остальных. Так что, боюсь, теперь лозунг «Польша для поляков» обернется к нам другой стороной…
– А мы все равно продержимся! – Вукс треснул кулаком по перилам.
– И я об этом, Владек… Надо дать знать всем, пусть комплектуют отряды самообороны. Да, неплохо бы еще собрать хуторян в села, а то пребьют ни за грош… Не забывай, это еще и вопрос о земле, так что каша выходит крутоватая. Запомни, Владек, у нас говорят хлопы, но они-то и есть люди, и если мы продержимся, то благодаря им и для них…
Никак не ожидавший такого поворота Вукс удивленно посмотрел на пана Казимира, но тут за крайней, едва различимой в темноте постройкой, послышался приглушенный говор, и спустя минуту из мрака возникло несколько фигур, направлявшихся к крыльцу.
Майор нажал кнопку электрического фонарика, и яркий световой конус выхватил из ночной темени трех человек. Один из них, в конфедератке, лихо сдвинутой на затылок, перебросил армейский «маузер» в левую руку и, щелкнув каблуками, доложил:
– Пан майор, по приказу пана капрала, человек по паролю!
Несколько секунд пан Казимир смотрел на отсвет лапочки, игравший по стволу «маузера», потом перевел взгляд на обмотанную мешком голову задержанного и приказал.
– Снимите!
Второй конвойный поспешно сдернул тряпку, и к удивлению пана Казимира перед ним оказался Мендель, недовольно крививший губы и косо щурившийся от света, бившего ему по глазам.
– Посмотрите-ка!.. – Пан Казимир коротко рассмеялся. – Наш Вечный Жид все-таки уцелел!
Майор сбежал со ступенек, несколько раз встряхнул Менделя, словно убеждаясь, что это действительно он, и повернулся к солдатам.
– Ребята, вшистко в пожонтку, можете возвращаться на пост.
– Пхе, хорош пожондек, вонючее тряпье в рот запихивать… – недовольно пробурчал Мендель.
– Не ворчи, старина! – пан Казимир дружески подтолкнул Менделя к крыльцу. – Можно подумать в твоем гетто пахло лучше…
Считая, что Мендель угодил в руки полиции, майор уже не ждал его появления и сейчас искренне радовался. Он повел гостя в дом, хлопотливо усадил за стол, поближе к керосиновой лампе и, уловив в глазах Менделя голодный блеск, выскочил в кухню. Самолично нарезав сала и вылив на сковородку сразу пять яиц, пан Казимир через пару минут возвратился в комнату и грохнул перед Менделем свежую, еще пузырящуюся, яичницу.
– На, лопай, скиталец!
– Это что, мне специально?
Мендель поочередно посмотрел на смеющегося пана Казимира, на скромно устроившегося в уголке Рыбчинского, на только что вошедшего Вукса и вдруг подозрительно хлюпнул носом.
– Да ладно уж, ешь! – пан Казимир смущенно прокашлялся. – А то ты чего-то про нас плохо думать начал…