Мартен выключил двигатель. Он сидел и смотрел на освещенные окна дома, на который медленно опускалась душная июньская ночь. Горизонтальные линии, плоская крыша, очень много застекленных поверхностей, прямые углы, высокая терраса. Комнаты, ультрасовременная американская кухня, гостиные и узкие коридоры просматривались снаружи, несмотря на жалюзи на окнах. Похоже на творение Миса ван дер Роэ.[81]
Сервас подумал, что восходящая звезда «правых» Поль Лаказ продемонстрировал свой статус публичного человека даже в архитектурных пристрастиях. Сыщик вышел из машины и сразу заметил, что кто-то наблюдает за ним из высокого окна. Женщина… Она отвернулась и с кем-то заговорила, а Сервас отвлекся на телефонный звонок.— Мартен, как ты? Что произошло?
Марианна… Он взглянул на окно, но женщина исчезла. За стеклом теперь маячил мужской силуэт.
— Все в порядке. Кто тебя предупредил?
— Я дружу с директором банка… (
— Мне нужно идти, я тебе перезвоню, — сказал он и снова переключил внимание на дом.
Одна из застекленных дверей открылась, и на террасу, защищенную от непогоды плоской бетонной крышей, вышел человек.
— Кто вы?
— Майор Сервас, уголовная полиция. — Сервас достал значок и начал подниматься по ступеням. — Вы Поль Лаказ?
Мужчина улыбнулся.
— Собственной персоной. Не смотрите телевизор, майор?
— Вообще-то, нет. Но я только что слушал ваше выступление по радио, и оно показалось мне очень интересным.
— Что вас сюда привело?
Сервас укрылся от дождя и взглянул на хозяина дома. Сорок лет. Среднего роста, крепкий, по виду — в хорошей физической форме. На Лаказе была толстовка с капюшоном, он напоминал боксера после тренировки, каковым, по сути, и был. Боксер с сильным ударом. Боец. Из тех, кто предпочтет удар уклонению. Толстовка отличалась от той, что была на человеке на записи, но это ничего не значило.
— Вы не догадываетесь?
Взгляд политика стал чуть менее дружелюбным.
— Клер Дьемар, — подсказал Сервас.
Депутат на мгновение застыл — как окаменел.
— Что-то случилось, дорогой? — произнес женский голос у них за спиной.
— Не волнуйся, милая, этот господин из полиции, он расследует убийство, и поскольку я депутат Национального собрания от нашего города…
Лаказ бросил на сыщика выразительный взгляд. Женщина вышла на террасу, и Сервас увидел, что на ней парик, повязанный сверху платком. Бровей на лице не было — точнее, были, но нарисованные черным карандашом. Даже серый сумрак дождливого дня не мог скрыть, как плохо она выглядит, хотя когда-то наверняка была очень красива. Они обменялись рукопожатием, и Сервас машинально отметил про себя, какая невесомая у нее ладонь. Болезнь забрала силы, высосала всю энергию.
По глазам женщины он понял, что рак почти победил, и ему вдруг захотелось извиниться и уйти.
— Ужасная история, — сказала она. — Очень жаль эту бедняжку…
— Я не отниму много времени… — Сервас почти извинялся. — Простая формальность.
— Давайте пройдем в мой кабинет, майор, там будет удобней, — предложил Лаказ.
Мартен кивнул, хозяин дома зна́ком указал ему на пол, и сыщик послушно вытер ноги о половичок. Они вошли в дом и попали в гостиную, где на плоском экране большого телевизора шел черно-белый фильм. Без звука. Сервас заметил бутылку виски на барной стойке и два недопитых стакана на журнальном столике. В коридоре горел яркий свет, на стенах не было ни картин, ни украшений, а на другом конце ночь заглядывала внутрь через стекло. Лаказ толкнул дверь, и они оказались в кабинете — просторном, суперсовременном и удобном. Стены цвета эбенового дерева были увешаны фотографиями в рамках.
— Садитесь.
Лаказ прошел за свой стол и тяжело опустился в кожаное кресло. Стул, предложенный Сервасу, был сделан из хромированных трубок и тонкой кожи.
— Никто не предупредил меня о вашем визите, — сказал депутат, утратив всю свою учтивость.
— Это экспромт.
— Ясно. И что же вам нужно?
— Вы сами знаете.
— Ближе к делу, майор.
— Клер Дьемар была вашей любовницей.
Лаказ не сумел скрыть удивления: Сервас не спрашивал — утверждал.
— Кто вам сказал?
— Ее ноутбук. Кто-то не поленился и тщательно вычистил оба почтовых ящика — рабочий и домашний. Глупый и бессмысленный поступок, если хотите знать мое мнение.
Взгляд Лаказа выражал полнейшее недоумение. Ни в чем не виноват или безупречно притворяется?
— «Тома девятьсот девяносто девять» — это вы, так ведь? Вы с Клер обменивались страстными мейлами.
— Я ее любил.
Ответ, короткий и прямой, застал Серваса врасплох. Судя по всему, Лаказ практикует откровенность во всех областях жизни. Искренний политик? Мартен был не настолько наивен, чтобы поверить в существование хотя бы одного подобного субъекта.
— А как же ваша жена?
— Сюзанна больна. Я люблю жену, майор. И Клер любил. Полагаю, вам трудно это понять.
Все та же пресловутая откровенность. Сервас никогда не доверял людям, бравирующим своей правдивостью.