— Много нового, товарищ майор! — поспешно и, как мне показалось, радостно ответил Дроздов.
— Да? Интересно. Неужели деньги или оружие нашли?
Дроздов покачал головой.
— Из Клина сообщили, что Савушкин не был у своей тетки с позапрошлого воскресенья. Это во-первых, а во-вторых, к нам пришла одна гражданка и принесла кепку, выпавшую из машины.
— Какую кепку? Из какой машины?
— Кепку Савушкина, вероятно.
— Не понимаю.
— А вы сами с ней поговорите.
— С кем с ней?
— С Кедровой. Я ее сейчас приведу.
Дроздов быстро вышел из кабинета и скоро вернулся обратно с миловидной, очень молоденькой женщиной, держащей на руках грудного ребенка в белом кружевном конвертике. Женщина села в кресло возле письменного стола, поправила свое голубенькое с цветочками платье, заглянула в конвертик и, найдя все в порядке, посмотрела на нас.
— Будьте добры, — сказал Дроздов, — повторите товарищам ваши показания.
— Сначала?
— Да, пожалуйста.
— Вчера вечером я возвращалась домой, — негромко начала рассказывать женщина. — Я была у мамы. Она живет на улице Баумана, а я в Гороховском переулке. Вдруг слышу — стрельба. Я испугалась и остановилась. Откуда, думаю, что такое? В это время мимо меня пронеслась автомашина серого цвета, и я увидела, как из окна, где сидит шофер, что-то упало. Мне показалось, что с головы шофера… Я подбежала и подняла. Это была кепка, немного поношенная. Вон она лежит на подоконнике в газете…
Гончаров быстро встал, подошел к окну, развернул газетный сверток и достал из него шерстяную коричневую кепку. Осмотрев кепку, он снова аккуратно завернул ее и положил на прежнее место.
Показания Кедровой действительно вносили существенный вклад в дело расследования, и, по-видимому, Гончаров придавал им серьезное значение.
А она продолжала неторопливый рассказ:
— Мне показалось, что между стрельбой и автомашиной имеется какая-то связь. Я даже подумала: «Надо сейчас же эту кепку отнести в милицию, может быть, она будет нужна». Но тут пошел сильный дождь, и я заторопилась домой, а потом началась гроза, и я уже из дому не выходила. Я бы вчера еще ее принесла, да так уж получилось, — извиняющимся голосом проговорила Кедрова.
— А номера машины вы не заметили? — спросил Гончаров.
— Нет. Меня товарищ Дроздов спрашивал. Ах, как жаль, что я не догадалась!
— Машина быстро промчалась мимо вас?
— Очень быстро. Я даже испугалась, когда она завизжала на повороте в Малый Демидовский переулок. Ее так швырнуло…
— А вы видели, как кепка слетела с головы? — уточнял Гончаров.
— Да… Кепка вроде как мелькнула и упала на мостовую…
— По ходу машины вы стояли с левой или с правой стороны?
— Дайте сообразить… Да, машина шла от улицы Карла Маркса, — Кедрова помогала рукой объяснить направление, — а я стояла напротив школы, значит, с правой стороны… С правой! — твердо заключила она и наклонилась к ребенку, морщившему во сне тонкие бровки.
Дальнейшие показания Кедровой не представляли интереса.
— Большое вам спасибо! — сказал, вставая, Гончаров.
Мы тоже поднялись со своих мест.
— Извините, что побеспокоили.
— Пожалуйста, — смутилась Кедрова. — Только что же я сделала? Кепку подобрала да принесла…
— Это для нас очень важно! Вы нам помогли. Большое спасибо!
Кедрова ушла. С минуту мы стояли, не говоря ни слова.
Первым нарушил молчание Гончаров:
— Молодец!.. И ребенок маленький, и, наверное, весь дом на руках, а пришла. Ну, ладно! Возьмемся за работу. Значит, Савушкин у тетки в Клину не был. Так, так… Товарищ капитан, попросите сюда Савушкина, надо его допросить. Скажу по совести, кое-какие детали мне еще не ясны.
Глава III
Допрос
Савушкин был слегка сутулый, с бледным, небритым, ничем не примечательным лицом. Такие лица обычно не запоминаются. Чувствовалось, что он испуган и насторожен. У него был вид человека, страдающего головной болью и не выспавшегося.
Савушкину предложили сесть. Он тяжело опустился на стул, обвел нас слегка припухшими глазами и почему-то шепотом попросил дать ему покурить. Гончаров протянул портсигар. Поблагодарив, Савушкин взял папиросу и закурил. Однако после первой же затяжки поморщился и погасил папиросу.
Дроздов достал из стола пачку бланков допроса и приготовился записывать показания.
— Приступайте, товарищ капитан, — сказал Гончаров. — Предварительно разъясните гражданину Савушкину, в чем мы его обвиняем.
— Гражданин Савушкин, — ясно выговаривая каждое слово, начал Дроздов, — вы обвиняетесь в том, что двадцать седьмого июня сего года в девятнадцать часов десять минут в Гороховском переулке в целях ограбления выстрелом из пистолета убили бухгалтера столовой гражданина Орлова Ивана Ильича и похитили у него портфель с деньгами, принадлежащими столовой…
Дроздов назвал похищенную сумму, сообщил, какими статьями Уголовного кодекса предусматривается совершенное преступление, и спросил:
— Признаете вы себя виновным?
— Нет, не признаю, — ответил Савушкин хриплым, простуженным голосом. — Никого я не убивал и не грабил.
— Хорошо, я так и запишу: «Виновным себя не признаю».