Майорат

На другой день, завернувшись в теплые шубы, мы сели в повозку и в густую метель, возвещавшую о наступлении зимы, отправились в Р…зиттен. Дорогою старик нарассказал мне немало странных вещей о бароне Родерихе, основавшем майорат и назначившем моего деда, тогда еще совсем молодого человека, своим юстициарием и душеприказчиком. Он говорил о дикой, грубой натуре старого барона, что, по-видимому, унаследовала от него вся семья, и даже нынешний владелец майората, которого мой дед знавал кротким, даже мягкосердечным юношей, год от году становится все мрачнее. Он сказал, что если я хочу что-нибудь значить в глазах барона, то должен вести себя смело и непринужденно, и наконец упомянул о покоях в замке, которые он раз навсегда избрал себе жильем, так как там было тепло, удобно и настолько отдаленно, что мы, когда того пожелаем, можем удалиться от безумного гомона веселящихся гостей. Ему всякий раз приготовляли резиденцию в двух маленьких обвешанных теплыми коврами покоях, рядом с большой судейской залой, во флигеле, напротив того, где жили старые девы.

После скорого, однако ж весьма утомительного путешествия, мы прибыли поздней ночью в Р…зиттен. Было как раз воскресенье, и когда мы проезжали деревню, из корчмы доносились плясовая музыка и веселые крики, дом эконома был освещен сверху донизу, там тоже слышалась музыка и пенье; тем больший ужас наводила пустынная местность, в которой мы скоро очутились. Жалобно и пронзительно завывал морской ветер, и мрачные сосны, словно пробужденные от глубокого волшебного сна, вторили ему глухими стенаниями. Голые черные стены замка высились над снегами; мы остановились перед запертыми воротами. Ни крики, ни щелканье бича, ни стук, ни удары молотком ничто не помогало, словно все вымерло; ни в одном окне не было света. Тут старик грозно закричал во всю мочь:

— Франц! Франц! Куда ты запропастился? Пошевеливайся, черт подери! Мы замерзаем у ворот! Снег до крови нахлестал лицо, пошевеливайся, черт дери!

Завизжала дворовая собака, в нижнем этаже замелькал свет, загремели ключи, и скоро со скрипом растворились тяжелые створки ворот.

— А, добро пожаловать, добро пожаловать, господин стряпчий, угораздило вас в такую несносную погоду!

Так вскричал старый Франц, подняв высоко фонарь; свет ударял ему прямо в лицо, морщинистое и странно скривившееся в приветливой улыбке. Повозка въехала во двор; мы выбрались из нее, и тут только я разглядел необычайную фигуру старого слуги, облаченного в старомодную егерскую ливрею, затейливо расшитую множеством всяких снурков. Над широким белым лбом лежало всего несколько седых прядей, нижняя часть лица обветрела и загрубела, как и полагается охотнику, и хотя напряженные мускулы почти превращали его в причудливую маску, однако глуповатое добродушие, светящееся в глазах старика, играющее на его устах, вновь примиряло с ним.

— Ну, старина Франц, — заговорил в передней мой дед, выколачивая снег из шубы, — ну, старина Франц, все ли готово, выбита ли пыль из ковровых обоев в моих комнатушках, принесены ли постели, ладно ли истопили там вчера и сегодня?

— Нет, — невозмутимо ответил Франц, — нет, высокочтимый господин стряпчий, ничего этого не сделано.

— Боже милостивый, — изумился дед, — да я, кажись, написал заблаговременно: я ведь приезжаю всегда в указанный срок; вот бестолковщина; стало быть, придется поселиться в промерзлых комнатах!

— Да, высокочтимый господин стряпчий, — продолжал Франц, заботливо перекусив щипцами курящийся нагар свечи и затоптав его ногами, — да, видите ли, все это не много бы помогло, особливо топка, ибо ветер и снег гуляют там без всякого препятствия, окна разбиты, и там…

— Что, — перебил его мой дед, распахнув шубу и подбоченившись, — что, окна разбиты, а ты, замковый кастелян, не распорядился исправить?

— Да, высокочтимый господин стряпчий, — спокойно и невозмутимо продолжал старик, — туда и не подступишься, уж очень много навалилось щебня и кирпича в ваших покоях.

— Тьфу ты, провал возьми, откуда взялись в моих комнатах щебень и кирпич? — вскричал дед.

— Желаю вам беспрестанно пребывать в добром здравии, молодой господин, — проговорил Франц, учтиво мне кланяясь, ибо я только что чихнул, и тотчас прибавил, — это известка и камни от средней стены, той, что обвалилась.

— Что ж случилось у вас — землетрясение? — сердито выпалил мой дед.

— Никак нет, высокочтимый господин стряпчий, — ответил Франц, улыбаясь во весь рот, — но три дня назад в судейском зале с грохотом обрушился тяжелый штучный потолок.