Майорат

— Знаешь, — перебил его Ф., - не будем больше говорить об этом; побеседуем о чем-нибудь другом, любезный Даниель. Ты сегодня не в духе, зеваешь; все это говорит о необыкновенной усталости, и я готов думать, что это ты и был прошедшей ночью.

— Что я был прошедшей ночью? — спросил старик, застыв в прежнем положении.

— Когда я, — продолжал стряпчий, — вчера в полночь сидел там, наверху, ты вошел в залу, бледный и в каком-то оцепенении, прямо направился к заложенной двери, царапался обеими руками в стену и стонал, словно одержимый великой мукой. Так ты лунатик, Даниель?

Старик упал в кресло, которое ему быстро подставил Ф. Он не издал ни звука, в глубоком сумраке нельзя было различить его лицо; стряпчий заметил только, что он дышит порывисто и зубы у него стучат.

— Да, правда, — начал Ф. после недолгого молчания, — странные вещи случаются с этими лунатиками. На другой день они совсем ничего не помнят о том странном состоянии, в каком находились, и не знают, что они вытворяли как бы наяву. — Даниель не отзывался. — Мне уже доводилось, — продолжал Ф., - встречать подобные случаи. Был у меня друг, который так же, как и ты, неизменно в каждое полнолуние совершал ночные прогулки. Иногда он даже садился и писал письма. Однако ж всего удивительнее было то, что, как только я начинал шептать ему на ухо, мне сразу удавалось заставить его говорить. Он толково отвечал на все вопросы, и даже то, о чем он, бодрствуя, старательно умолчал бы, невольно слетало с его уст, словно он не мог противостоять той силе, которая на него действовала. Черт побери! Я полагаю, как бы долго лунатик ни скрывал какое-нибудь свершенное им злодеяние, у него можно добиться признания, расспросив его, когда он находится в этом странном состоянии. Благо тому, у кого совесть чиста, как у нас с тобой, любезный Даниель, мы-то можем быть лунатиками, нас никто не принудит признаться в преступлении! Но послушай, Даниель, — верно, ты хотел попасть на астрономическую башню, когда так мерзко царапался в замурованную дверь? Должно быть, ты собирался предаться астрономическим занятиям, как старый Родерих? Ну вот ближайшей ночью я тебя и спрошу.

В то время, как стряпчий говорил, старик дрожал все сильнее и сильнее; теперь все его тело тряслось и трепетало в ужаснейших корчах, и он стал что-то визгливо и невнятно бормотать. Ф. звонком созвал слуг. Принесли свечи, дворецкий не успокоился, его подняли, словно непроизвольно двигающийся автомат, и снесли в постель. Почти час был он одержим этим ужасным припадком, потом впал в глубокий обморок, похожий на сон. Пробудившись, он попросил вина, и когда оно было принесено, то прогнал слугу, который хотел подле него сидеть, и заперся, по своему обыкновению, у себя в комнате. Ф. и впрямь решил, когда говорил с Даниелем, учинить подобный опыт, хотя принужден был сказать самому себе, во-первых, что Даниель, быть может, только теперь узнавший, что он лунатик, употребит все усилия, чтобы этого избежать, а во-вторых, что признания, исторгнутые в подобном состоянии, не принадлежат к таким, на которых можно основываться. Невзирая на это, около полуночи стряпчий отправился в залу, в надежде, что Даниель, как бывает при этой болезни, будет действовать помимо своей воли.