Ужасное похмелье, результат взаимодействия джина и марихуаны, ведь сама по себе марихуана не должна давать последствий, если, конечно, это не легенда, придуманная наркоманами. Я в своем офисе, пытаюсь подготовиться к первому сегодняшнему занятию. Пишу эти строки с громаднейшим усилием. Мои руки дрожат. Я чувствую себя совершенно больной.
Вечеринку устроил один из студентов музыкального отделения, Клем или Клинт, что-то в этом роде. Я никогда раньше с ним не встречалась, но вчера утром Глория Гордон (она в моем классе по перевоплощению) сказала мне, что у него бывают изумительные «отвязные» вечеринки и что я буду желанной гостьей, поскольку он, Клем или Клинт, давно уже заочно восхищается мной.
Итак, говоря поэтически, Лаура пришла на вечеринку к Петрарке, и теперь у нее раскалывается голова. Это было слишком унизительно, и, даже когда я в одиночестве лежала в пустой ванне с двумя кругами, уставившись на электрическую лампочку, у меня было чувство, что я на виду у всего мира. За записи, которые я сделала тогда, я взялась не для того, чтобы зафиксировать ощущения, вызванные действием наркотика, а чтобы вырваться из парализовавшего меня оцепенения. По-видимому, я не могла ни двигаться, ни говорить практически до того момента, как Клем или Клинт и Глория сорвали запор двери ванной комнаты и освободили меня из плена моих фантастических видений.
К счастью, они восприняли все это как грандиозную шутку, но мне до сих пор стыдно, что оказалась в подобной ситуации, ибо тут затронуто мое достоинство; даже сошедшие на меня тогда откровения оказались напрасными, поскольку при свете дня мне весьма трудно поверить в космическое сознание. На самом деле, это ужасное похмелье, по-моему, служит доказательством того, что пресловутое проникновение в суть мистического есть просто физиология, результат резкого снижения содержания сахара в крови, питающей мозг. Мой мозг, лишенный сахара в течение нескольких часов этой ночью, сейчас словно заполнен жидкостью, ее становится все больше и больше, она отчаянно стремится найти выход через темя, и я боюсь, что мой череп может лопнуть, как шар из папье-маше.
Вечеринка показалась мне интересной, по крайней мере вначале. Я была одной из самых старых среди присутствовавших, что совершенно не угнетало меня благодаря этим долгим сеансам у доктора Монтага, где я с большим трудом научилась выстраивать психологическую самозащиту. Я чувствовала себя совершенно свободно: смеялась, болтала и в целом вела себя не как преподаватель, а как просто Майра Брекинридж, красивая женщина, которой нет тридцати. В результате некоторые из молодых людей выказали ко мне сексуальный интерес, но, хотя я поддразнивала и флиртовала с ними, я не только не позволила никаких интимностей, но даже не дала им понять, что это возможно когда-либо в будущем. Я предпочитала оставаться в образе Грир Гарсон, грациозной леди, чья чуткая грудь создана для того, чтобы на нее в последний час склонилась голова умирающего героя, а не для грубых лап кого-то из этих невежественных юнцов.
Но оказалось, что секс не имел такого особого значения в этой компании. Они здесь носили разные значки, среди прочего провозглашавшие губернатора Калифорнии лесбиянкой, президента богом, а Фродо (персонаж одной из сказок Толкина) реально существующим лицом. Все это довольно примитивно, на мой вкус. Но нужно быть открытой для любого опыта; в определенном смысле молодые определяют течение жизни, хотя бы потому, что их сейчас больше, чем нас. Но они все-таки странные создания, особенно для того, кто воспитан на идеалах сороковых годов. Они совершенно спокойно относятся к сексу; они не только занимаются любовью друг с другом, они участвуют в оргиях в самом прямом смысле слова, что невероятно для моего поколения, чьи понятия о любви в наиболее концентрированном виде выразили Лесли Говард и Ингрид Бергман в «Интермеццо». И все же, несмотря на физическую продвинутость, их