Майские ласточки

На задней площадке старого вагона стояли трое подвыпивших мужчин. Каждый из них, как ребенка, бережно держал перед собой бутылки с вином и пакеты с закуской.

— Разрешите мне поставить чемодан к стене, — попросил Кожевников.

— Ставь, куда хочешь, — ответил высокий мужчина, седой, с запавшими щеками. Правая рука у него была изуродована, не хватало пальцев.

— Фронтовая отметина? — спросил Кожевников, глазами показывая на руку.

— Под Орлом досталось. Сам воевал?

— Пришлось. Дошагал до Берлина.

— Фронтовик, ты кем был? — спросил черноволосый толстячок с круглым животом.

— Сапер.

— А мы артиллеристы, — за всех ответил высокий мужчина. — Едем навестить своего командира орудия, — замолчал. — Война пряники никому не раздавала. Сам знаешь. Под Орлом нашему лейтенанту ноги оторвало. Меня ранило, Ваську, — он кивнул головой на толстячка, — контузило. Он до сих пор плохо слышит. Сегодня знаменательный день. Пятое августа. День первого салюта. Помнишь? Салюта за освобождение Орла и Белгорода. Мы считаем этот день своим праздником. Мы освобождали Орел: били «тигров». Едем с нами, сапер. Горючего хватит, есть что закусить!

— Спасибо, товарищи, — поблагодарил Кожевников. — Я из Тюмени прилетел. Завтра сорок дней, как похоронили Сашку Лозового. Был у меня в отделении самым лихим разведчиком. Мало остается нас, фронтовиков. Думал, выжили на войне — смерть не возьмет!

— Подоспело наше время, — хмуро бросил высокий артиллерист. — Войну начинали пацанами, а сейчас перевалило за полсотни — дедами стали. А кто думал об этом? И фантазии не было внуков иметь!

Слушая фронтовиков, Кожевников невольно почувствовал вину перед своими бывшими солдатами отделения. Решил, что в самое ближайшее время постарается наладить связь с ними. Они должны все встретиться, посидеть, поговорить.

— Правда, правда, — кивал головой черноволосый толстячок.

— Мы все должны быть вместе до самого последнего часа, — сказал все время молчавший третий артиллерист.

Кожевников повернулся к нему. У мужчины вставной глаз и лицо в черных пороховых точках.

— Наше поколение почти все осталось на войне. Мы одни знаем правду о фашистах. Рубцы на теле и раны — наш счет войне.

— Нам всем досталось в медсанбатах и госпиталях, — согласился Кожевников. — Я до сих пор таскаю в теле куски железа.

— Давай, сапер выпьем за удачу! — сказал высокий мужчина. — За нашу встречу, фронтовиков. За первый салют нашей победы!

Он выпил с ними стакан вина. Артиллеристы вызвались проводить Кожевникова до дома Аскерова Афгана. Он тепло простился с фронтовиками и вошел в освещенный подъезд. Медленно поднимался по лестнице, стараясь представить Аскерова Афгана Гаджи Ага оглы. Узнает ли он товарища? Нашел кнопку звонка и с некоторой робостью нажал ее.

Распахнулась дверь, на пороге стоял знакомый сапер. Время посеребрило его волосы, но взгляд был такой же живой и озорной.

— Сержант Кожевников! — радостно крикнул азербайджанец и крепко обнял командира отделения.

— Я же говорил, приедет гвардии сержант! Я говорил!

Утром фронтовики направились на кладбище, где был похоронен разведчик Сашка Лозовой.

Кожевников в глубоком молчании обложил могилу друга дерном, с трудом веря в то, что произошло. На войне он не один раз хоронил своих солдат, и там это воспринималось как неизбежность, но сейчас он протестовал всем своим существом, смотря на плачущую жену, детей и внуков боевого друга. Как он всем нужен, Сашка Лозовой: муж, отец и дед! Разведчику бы еще жить и жить, радоваться! Он так много сделал для победы!

И с новой силой кольнула Кожевникова мысль: нельзя терять связь с боевыми товарищами. Почему он растерял своих солдат, с которыми прошагал не один год по дорогам войны? Что случилось, сапер? Видно, настала пора достать обдирную металлическую щетку и сдирать толстую шкуру. Пора, в самом деле, пора! Он с благодарностью подумал о случайном знакомстве в трамвае с солдатами-артиллеристами, сильными своим благородством и настоящей мужской дружбой. Прощал им и то, что они много выпили, и выпьют еще у своего товарища командира. Они вспоминали своих погибших товарищей не по необходимости, а верные святой памяти, солдатскому долгу.

С кладбища вернулись на квартиру Сашки Лозового. В память о нем поставили тарелку, положили вилку и нож, налили стопку водки.

Молча, не чокаясь, выпили за память храброго разведчика. Его большой портрет висел над головой Кожевникова. Солдат стоял, накинув ремень автомата на шею, придерживая его рукой. На груди одиноко поблескивала медаль «За отвагу».