Маисовый колос

— Сейчас, — ответил дон Мигель, вводя ого задним ходом в кабинет донны Гермозы. — Все ли вы взяли с собой, что нужно для перевязки, как я просил вас? — продолжал он, указывая на ящик, который Парсеваль нес под мышкой.

— Думаю, что не забыл ничего, — ответил старик, вежливо ответив на приветствие донны Гермозы, которой он не видал на дворе, так как она раньше вошла в дом. — Если мне что-нибудь и понадобится, то разве только бинты.

— Полотна для них я могу дать вам, сколько угодно, — проговорила донна Гермоза, удаляясь в свою спальню.

— Дон Луис находится вот здесь, в гостиной, — объяснял дон Мигель доктору. — Само собой разумеется, что остаться здесь он не может, поэтому мы решили перенести его в левый флигель, на дворе, где есть вполне удобное помещение. Вы желаете осмотреть его сейчас же здесь или после перенесения его во флигель?

— Я должен освидетельствовать его немедленно, — решил доктор.

— Не нужен ли я вам еще? — спросил Хосе, появляясь из спальни. — Донна Гермоза прислала меня сюда. Лошадей я поставил в конюшню.

— Отлично, — сказал дон Мигель. — Пока пойдите назад к донне Гермозе и научите ее делать бинты. Вы должны это знать, потому что вам приходилось ухаживать за ранеными.

— Да, случалось, сеньор, — проговорил старик, уходя назад в спальню.

— Теперь, дорогой учитель, — продолжал дон Мигель дрогнувшим голосом, — я должен повторить вам то, что уже сообщил в своей записке: раны дона Луиса официальные, серьезные.

Он подчеркнул последнее слово.

— Это я и так понял бы, — произнес доктор. — Я знаю, что дон Луис не забияка и не будет понапрасну подвергать опасности ни чужую жизнь, ни свою собственную.

— Так пожалуйте сюда, — сказал молодой человек, движением руки приглашая доктора пройти в гостиную.

При легком шуме шагов по паркету, больной повернул голову и, увидев доктора, сделал было попытку приподняться.

— Лежите, Бельграно, лежите, — мягко проговорил Парсеваль. — Перед вами только доктор.

Он присел к раненому и пощупал у него пульс.

— Ничего, — сказал он, — дело не так плохо, как я думал. Его можно сначала перенести, а потом уж я приступлю к осмотру и перевязке, — обратился он к дону Мигелю.

В это время возвратилась донна Гермоза с бинтами в руках. За ней шел Хосе.

— Годятся, доктор? — спросила она, показывая бинты.

— Вполне, сеньора, — ответил Парсеваль. — Теперь я попрошу у вас таз с холодной водой и губку.

— Все это вы найдете в комнате, приготовленной для дона Луиса. Может быть, еще что-нибудь нужно?

— Нет, благодарю, сеньора, больше ничего.

Положив раненого в длинное кресло, доктор, дон Мигель и Хосе осторожно перенесли его во флигель. Донна Гермоза осталась одна в гостиной.

Бледная, взволнованная массой новых, внезапно нахлынувших на нее впечатлений, молодая женщина опустилась в кресло и сжала руками голову, в которой все перепуталось. Никогда еще за всю еежизнь ей не приходилось переживать столько разнообразных ощущений, как за последние полчаса, ией стоило не малых трудов разобраться в этом хаосе чувств, вызванных неожиданным появлением у нее в доме человека, одно простое знакомство с которым было опасно, не говоря уже об укрывательстве его у себя. До сих пор жизнь ее текла тихо и спокойно, а теперь вдруг, нежданно, негаданно, в ее дом ворвался смерч, способный все перевернуть вверх дном и вовлечь молодую женщину в политическую смуту!

Но оставим донну Гермозу одну с ее думами и волнениями и заглянем к раненому в его новое помещение.

Насквозь промоченная кровью одежда дона Луиса вся прилипла к телу, поэтому, чтобы снять, пришлось разрезать ее, смочив предварительно водой.

При осмотре двух ран доктор сказал:

— Опасного ничего нет. В боку оружие только проскользнуло по ребрам, не задев груди; на плече разрезаны одни мягкие части. Теперь посмотрим бедро.

При виде длинной и глубокой раны на бедре, глаза доктора затуманились облакомпечали, и губы его маленького рта крепко сжались. Внимательно осмотрев рассеченные внутри раны мускулы, он воскликнул:

— Боже, какой страшный удар! Он нанесен с необыкновенной силой, но тем не менее ничего не повреждено, кроме мускулов, а они могут срастись вновь; кровеносные сосуды все целы, а это самое главное.

Промыв раны, он наложил на них бинты, не употребив ни корпии, ни восковой мази, хотя у него в ящике было и то и другое.

В это время перед домом на улице снова послышался лошадиный топот. Дон Луис и его друг тревожно прислушались: один доктор оставался совершенно невозмутим.

— Вы мою записку передали прямо в руки моему слуге? — спросил дон Мигель ветерана, помогавшего доктору.

— Да, сеньор, — прямо в руки, — ответил тот.

— Ну, так это, наверное, он приехал. Пойдите, посмотрите. Если это он, приведите его сюда.

Хосе вышел и вскоре возвратился в сопровождения молодого человека лет 18—20, очевидно испанской крови, с умным и открытым лицом, блестящими черными глазами и румяными щеками.

— Все ли ты привез, Тонилло? — спросил его дон Мигель.

— Все, сеньор, что вы приказывали в своей записке, — ответил слуга, положив на стул громадный сверток.