— Это верно, но вашему превосходительству не трудно снабдить его лошадьми.
— А положение Корриентеса вам известно?
— Я думаю, Корриентес возвратится к федеральной лиге, как только окончательно будет разбит Лаваль.
— Однако пока что Корриентес тоже восстал против своего правительства. Вот вам уже две бунтующие провинции.
— Ну, две, а ведь...
— Что такое?
— Ведь конфедерация состоит из четырнадцати провинций.
— Их, нет!
— Как нет, ваше превосходительство?!
— Конечно. Разве можно считать те провинции, которые стали на сторону унитариев?
— По моему мнению, движение этих провинций ровно ничего не значит.
— Вот и выходит, что вы ровно ничего не знаете, что делается у меня, сеньор посланник!
— Вы так изволите думать.
— Я всегда думаю только то, в чем уверен. Тукуман, Сальта, Риоха, Катамарка и Жужуй — все это провинции, имеющие очень важное значение, и их движение, которое, по вашему мнению, ровно ничего не значит, на деле очень опасно: это настоящая революция, руководимая множеством людей и поддерживаемая крупными средствами.
— Если все, что вы изволили сказать, верно, то я могу только прибавить, что это чрезвычайно грустно.
— В верности того, что я говорю, можете никогда не сомневаться... Тукуман, Сальта и Жужуй угрожают мне на севере до границы Боливии; Катамарка и Риоха — на западе до половины Кордильеров; Корриентес и Энтре Риос — с поморья, а затем еще... Угадайте, сеньор министр, что может быть еще.
— Право, не знаю...
— Нет, это-то вы знаете, только не хотите сказать, потому что не решаетесь называть при мне моих врагов. Так я сам скажу: кроме всего перечисленного мной, мне уже угрожает Ривера.
— Пустяки!
— У вас все пустяки, как я вижу. С Риверой шутки плохи, у него в Уругвае целая армия.
— Которая дальше и не пойдет.
— Может быть, но вернее всего, что пойдет... Видите, я со всех сторон окружен врагами, возбуждаемыми, поощряемыми и протежируемыми Францией.
— Да, действительно, положение серьезное, — опять медленно протянул сэр Вальтер, недоумевая, куда именно метит Розас, открывая ему все свои слабые стороны.
Насколько английский посланник знал своего умного, смелого и пронырливого собеседника, этот его маневр скрывал какую-нибудь очень важную цель, угадать которую, однако, не было никакой возможности.
— Крайне серьезное, — подчеркнул Розас с таким хладнокровием, что бедный посланник совсем растерялся, чувствуя, что сейчас наступит момент, когда он узнает, попал в ловушку или нет. — Теперь, когда вы убедились, в какой я нахожусь опасности, — продолжал Розас, — скажите мне прямо: на чем вы основываете выражаемую вами в ваших донесениях британскому правительству надежду на мою победу над унитариями?
— Опять-таки на могуществе, престиже и популярности, которыми ваше превосходительство обязаны своей славе и...
— Да? — со смехом произнес диктатор, скользнув по своему собеседнику взглядом, яснее слов говорившем: «Какой ты, однако, жалкий дурак в сравнении со мной!»
— Не понимаю, чем я подал вашему превосходительству повод смеяться надо мной, — сказал сэр Вальтер, сильно раздосадованный, что его лесть, быть может, служившая выражением его искреннего мнения о Розасе, так дурно принята.
— Всем, сеньор европейский дипломат, всем, — с язвительной иронией ответил Розас.
— Но, сеньор...
— Выслушайте меня, сеньор Спринг. Все, что вы мне сейчас сообщили, было бы как нельзя более уместно в нашей печати и в беседе с народом,но никак не в донесении к лорду Пальмерстону, который по справедливости считается умнейшим человеком во всей Европе.
— Почему же, осмелюсь спросить ваше превосходительство?
— Сейчас я разъясню вам... Я указал вам все опасности, угрожающие в настоящее время моему правительству, т. е. миру и порядку в аргентинской конфедерации. Да?
— Да, ваше превосходительство.
— А знаете ли вы причину, побудившую меня войти перед вами в эти подробности?.. О, конечно, нет. Моя откровенность только поставила вас в тупик и так смутила, что вы даже не были в состоянии понять ее. Ну, я объясню вам и эту загадку. Я пустился в такие откровенности, потому что знаю, что наше свидание окончится новым отчетом, который вы сейчас же отправите своему правительству, а это-то именно мне и нужно.
— Это вам нужно?! — с крайним изумлением повторил сэр Вальтер Спринг, даже подскочив на месте, не будучи более в силах скрыть полной несостоятельности перед насмешливо улыбавшимся Розасом.
— Да, именно это, — подтвердил последний. — Я желаю, чтоб английское правительство знало о моем шатком положении от меня самого раньше, чем ему могут сообщить об этом мои враги, или по крайней мере, одновременно... Поняли теперь мою мысль? Какая мне польза скрывать от вашего правительства то, что не может быть скрыто и что оно все равно узнает через других? Вообще скрывают что-нибудь только из боязни, а я ничего не боюсь.
— Потому-то я и говорил вашему превосходительству, что с вашей властью...
— Оставьте, пожалуйста, мою власть в стороне, сеньор Спринг.
— Но если ваше превосходительство не имеете власти...
— Я имею ее, сеньор, — снова резко оборвал диктатор.