Макалу. Западное ребро.

Наш повар и его помощники, чтобы добраться до земли, необходимой для разведения огня, вырыли в снегу яму. Какая там яма, скорее колодезь глубиной три метра, откуда можно вылезти, лишь вырубив ступени! Суп в этот вечер припахивает дымком. Жалкие сырые ветки, собранные по пути учениками повара, горят с трудом, дают мало жара и огромное количество дыма, заволакивающего яму-кухню. На вкус-это не амброзия, и все корчат гримасы. Да что уж там! Не надо слишком привередничать, будет еще похлеще!

13 марта... да, 13 марта. Эта дата с фотографической резкостью выделяется среди моих неясных воспоминаний, которые мозг, затуманенный, несмотря на аспирин, с трудом старается привести в порядок. Эта дата отмечает день, к которому мы так долго стремились и который так дорого нам достался. В этот день наши грузы пересекают наконец перевал Барун. Два седла с той и другой стороны длинного плато, где дремлют под снегом два замерзших озера.

Именно в этом районе экспедиция 1955 г. обнаружила следы ужасного снежного человека, йети. Я шучу по этому поводу с шерпами и жителями Седоа, задаю вопросы на ломаном языке, помогая себе усиленной жестикуляцией. Может быть, они меня не понимают, но отгадать их мысли невозможно: никакого признака, никакого выражения на лице. Существует ли действительно чудовище? На снегу-никаких следов, если не считать легких отпечатков ног какой-то птицы, по-видимому галки.

Мы покидаем теперь склоны Аруна, переходя к Барун Кхола, вверх по течению которой будем подниматься до питающего ее ледника. Начинается довольно крутой спуск. Один из носильщиков роняет свой груз, который скользит и останавливается значительно ниже тропы. Несчастный спускается и, погружаясь в снег до пояса, с большим трудом тащит его вверх. В конце концов он выползает на четвереньках, волоча ящик за собой. Сколько труда и за какую плату!

Справа от нас громадные кулуары со следами прошедших лавин. Некоторые шириной более двухсот метров. Задерживаться в этих местах не стоит, тем более что кулуары еще полны снега, а солнце уже пригревает. И вновь тревога: ведь носильщикам придется четыре раза проходить этот путь, чтобы перенести все грузы.

Устанавливаем лагерь в лесу рядом с местечком, носящим название Мумбук. Лагерь, как всегда, на снегу, но здесь, среди Деревьев, снег кажется менее враждебным.

Приходят первые носильщики, спешно снимают свои тюки и торопятся нарезать веток для бивака. Нависающие скалы быстро используются как приюты, где группируются члены одной семьи или жители одной деревни. Последние носильщики добираются в темноте. Сегодня этап был исключительно длинен, но никто не ворчал. Все хотели поскорее добраться до леса. После биваков на гребне лес - это уютная гавань, это пляшущий и гудящий огонь, это вновь сносные условия.

Мы проведем в Мумбуке три дня, так как значительная часть нашего багажа еще свалена перед перевалом. Пока Жакоб и Моска спускаются к берегу Баруна, на тысячу метров ниже, чтобы проделать тропу на очень крутых склонах (японцы в прошлом году здесь навешивали перила), носильщики и свободные шерпы поднимаются на перевал для нового «челнока». Снова снег. Первая партия возвращается вскоре после полудня. Носильщики идут как всегда босые, для надежности. Снег падает все сильнее и сильнее.

К 17 часам появляются два новобранца из Седоа, замерзшие, обессилевшие. Один из них - на спине носильщика. Мы направляем бедняг, дрожащих как осиновый лист, на кухню, где непрерывно пылает гигантский костер. Кок потчует их обжигающим чаем. Они довольно быстро приходят в норму (какая невероятная выносливость!) и немедленно уступают место вновь прибывшим. В наступающей темноте, рассекаемой порывами снежных вихрей, приход последних людей кажется кошмаром.

Наконец все пришли, кроме трех шерпов, замыкающих колонну. Ужин в этот вечер оканчивается быстро. В уютной палатке, установленной в стороне, на небольшой возвышенности, мы болтаем с Жоржем Пайо, наслаждаясь теплом пуховых спальных мешков. Говорим о трудностях походов, о незавидной доле носильщиков, плохо защищенных от снега, продолжающего падать большими хлопьями, об опасности неизбежных лавин, обо всем, что нас ожидает наверху, на Ребре... Начинаем философствовать. Какая страсть бросает нас на такие авантюры? Страсть-это любовь, но также и страдание. Любим ли мы страдание?

Снаружи какой-то шум, неясные шаги, заглушенные голоса. Не все, значит, легли? Узнаю голос Пари. Тревога, всегда притаившаяся в моем сознании, заставляет меня подняться. Открываю молнию входа. Пари здесь. Нагнувшись, он сообщает, что пришли наши шерпы. Немного ниже перевала они обнаружили на тропе бесчувственное тело носильщика, без груза, по-видимому, мертвого.

Маршаль и Пари одеваются, хватают аптечку и, сопровождаемые шерпами, уходят в ночь. Может быть, он еще жив? Буря не утихает. Деревья в сплошной пелене усилившегося снегопада кажутся привидениями.