Почему кричали?
Скончалась королева, государь.
Что б умереть ей хоть на сутки позже!
Не до печальной вести мне сегодня.
Так — в каждом деле. Завтра, завтра, завтра, —
А дни ползут, и вот уж в книге жизни
Читаем мы последний слог и видим,
Что все вчера лишь озаряли путь
К могиле пыльной. Дотлевай, огарок!
Жизнь — это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене
И тут же позабытый; это повесть,
Которую пересказал дурак:
В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.
Ты для чего пришел? Болтать? Короче!
Мой государь,
Я должен доложить о том, что видел,
А как сказать — не знаю.
Да как хочешь.
Стоял я вон на том холме в дозоре
И на Бирнам смотрел, как вдруг заметил,
Что на меня пошел он.
Лжешь, холоп!
Да навлеку ваш гнев я, если лгу!
Взгляните сами: лес идет на замок,
Вон там — в трех милях.
Если это ложь,
Живьем тебя повесят, чтоб иссох
Ты с голоду; а если это правда,
Проделай то же самое со мной.
Моя решимость дрогнула. Я вижу,
Что бес мне лгал двусмысленною правдой:
"Ты невредим, пока на Дунсинан
Бирнамский лес нейдет". — И вот уж лес
Пошел на Дунсинан! К оружью, в поле!
Ведь если не обман слова гонца,
Не все ль равно, где ожидать конца —
Здесь или там. Постыл мне свет дневной.
Пусть рушится весь мир вослед за мной!
Вой, ветер! Злобствуй, буря! Бей, набат!
Смерть я в доспехах встречу, как солдат!
Пришли. Долой зеленое прикрытье,
И явимся врагу. — Достойный дядя,
Вы с вашим храбрым сыном поведете
Передовой отряд, а мы с Макдуфом
Все остальное сделаем, как это
И решено.
Желаю вам удачи,
И пусть изрубят нас самих в куски,
Коль мы не сломим вражие полки.
Исторгните из труб громовый рев.
Пусть кровь и смерть предвозвестят их зов.
Я как медведь на травле, что привязан
К столбу, но драться должен. Где же тот,
Кто был не женщиной рожден на свет?
Для остальных неуязвим Макбет.
Эй, как тебя зовут?
Узнаешь — вздрогнешь.
Нет, даже если имени ужасней
Не знают в преисподней!
Я — Макбет.
Черт не измыслит имени, чей звук
Мне был бы ненавистней!
И страшнее.
Лжешь, гнусный деспот, и докажет это
Тебе мой меч!
Ты женщиной рожден,
А кто рожден был женскою утробой,
Тот лишь смешит меня бессильной злобой.
Здесь громче бой шумит. Где ж ты, тиран?
Ведь если смерть не от меня ты примешь,
Меня тревожить вечно будут души
Моей жены и малышей моих.
Не в силах я рубить несчастных кернов,
В копейщики нанявшихся за деньги.
Мне нужен ты, Макбет, иль снова в ножны
Я вдвину незазубренным свой меч.
Я знаю, что ты здесь. Судя по шуму,
Могучий воин бьется тут. Судьба,
Сведи нас с ним! О большем не прошу.
За мной, милорд! — Открыл ворота замок.
Часть войск тирана от него отпала
И бьется с остальными. Ваши таны
Дерутся славно. Бой к концу подходит.
Победа близко.
Нам достался враг,
Примкнувший к нам.
Милорд, вступите в замок.
Зачем примеру римского глупца
Мне подражать, на свой же меч бросаясь?30
Пока я жив, разумнее губить
Чужие жизни.
Адский пес, ни с места!
Ты меж людей единственный, с кем встречи
Я избегал. Уйди. Твоею кровью
И так уж отягчен мой дух.
Ответит
Тебе мой меч, а у меня нет слов,
Чтоб высказать тебе, злодей кровавый,
Как ты мне мерзок.
Брось напрасный труд:
Скорее ты неуловимый воздух
Сразишь мечом, чем нанесешь мне рану.
Бей лучше по доступным стали шлемам,
А я заклят. Не повредит мне тот,
Кто женщиной рожден.
Забудь заклятья.
Пусть дьявол, чьим слугой ты был доныне,
Тебе шепнет, что вырезан до срока
Ножом из чрева матери Макдуф.
Будь проклят это молвивший язык!
Им сломлена моя мужская доблесть.
Не верю больше я коварным бесам,
Умеющим двусмысленно вселять
Правдивым словом ложную надежду.
С тобой — не бьюсь.
Тогда сдавайся, трус,
Живи и будь посмешищем всеобщим.
Как редкое чудовище, посадим
Тебя мы в клетку и повесим надпись:
"Смотрите, вот тиран".
Нет, я не сдамся,
Не стану прах лобзать у ног Малькольма,
Чтоб чернь меня с проклятьями травила!
Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,
Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,
До смерти я свой бранный щит не брошу.
Макдуф, начнем, и пусть нас меч рассудит.
Кто первым крикнет: "Стой!" — тот проклят будет!