И замер от удивления – настолько легко лезвие сабли вошло в грудь Макбета. Когда лезвие уперлось в пол, Дуфф почувствовал, как тело Макбета дрожит, и дрожь эта передается ему самому. Макбет тихо зашипел, а потом изо рта у него выплеснулся фонтан ярко-красной крови, подобно теплому дождю оросившей руки Дуффа. Он заглянул Макбету в глаза, не зная, что ожидает там увидеть, но не увидел ровным счетом ничего, лишь последние искры света. Зрачки постепенно расширялись, а радужная оболочка становилась все меньше.
Дуфф выпустил из рук саблю и отступил назад.
Замерев, он вслушивался в тишину.
Наступило воскресное утро.
Он слышал голоса на площади Рабочих, и они становились все громче.
Дуфф не хотел. Но знал, что должен. И он пересилил себя. Он подошел к телу Макбета и приподнял его куртку.
Левая рука Макбета лежала на груди. А больше там ничего не было, ни ножен, ни кинжала, лишь белая ткань рубашки, медленно окрашивающаяся в алый.
Постукиванье. Дуфф повернулся. Стук доносился с рулеточного стола. Дуфф встал и посмотрел на стол. Там лежали два жетона – один на красном поле, под сердечком, а другой – на черном. Постукиванье издавал шарик, танцевавший на ячейках с цифрами. Колесо крутилось все медленнее, а потом наконец остановилось.
Шарик лежал в единственной зеленой ячейке, и это означало, что все деньги уходят казино.
И что никто из игроков не выиграл.
Глава 43
Где-то вдали звонили колокола. Одноглазый парнишка стоял в зале ожидания на вокзале и озирался. Прежде вид на площадь и «Инвернесс» загораживала Берта, но сейчас в фасаде казино зияла здоровенная дыра. Даже несмотря на яркое солнце, парнишка видел синие мигалки на крышах полицейских машин и вспышки фотоаппаратов. За заграждениями на площади постепенно собиралась толпа зевак, а время от времени в окнах «Инвернесса» тоже вспыхивал свет. Похоже, криминалисты взялись за работу и фотографировали убитых.
Значит, все закончилось.
Парень развернулся и двинулся по коридору в сторону туалета. Возле ведущей вниз лестницы он услышал какой-то звук. Тихий, но непрерывный вой, немного похожий на собачий. Он его и прежде слышал – так выли торчки во время ломки. Парень перегнулся через перила и посмотрел вниз. Там, в зловонной темноте, что-то белело. Кто-то, одетый в светлое. Парнишка уже собрался пройти мимо, когда снизу закричали:
– Подожди! Не уходи! У меня есть деньги!
– Прости, старик, но у меня нет дури, а у тебя – денег. Ты уж потерпи.
– Это я забрал твой глаз!
Парнишка замер и, вернувшись к лестнице, снова свесился вниз через перила. Этот голос… Неужели это и впрямь… Он огляделся. Кроме него самого, здесь никого не было. Он шагнул во влажную холодную темноту. С каждой ступенькой зловоние становилось все сильнее.
Звавший его лежал на пороге мужского туалета, одетый в то, что прежде было белым льняным костюмом, а сейчас выглядело как пропитанные кровью тряпки. Впрочем, тело человека тоже превратилось в окровавленные лохмотья. Темные волосы падали на лоб, из которого торчал треугольный осколок стекла. Рядом с человеком лежала трость с позолоченным набалдашником. Это был он. Тот, кого парень так отчаянно искал все эти годы. Геката. Постепенно глаз парнишки привык к темноте, и он разглядел рану – гигантскую пробоину – в груди и животе. Из нее сочилась кровь, но не много, словно ее уже почти не осталось. Рана наполнялась кровью, затем кровь вытекала из нее на пол, обнажая блестящие розоватые внутренности.
– Избавь меня от страданий, – прошептал старик, – и возьми деньги – они во внутреннем кармане.
Одноглазый смотрел на лежавшего перед ним мужчину. Человека из его снов и фантазий. По рыхлой щеке старика текли слезы, которые выжимала из его тела боль. Пожелай парень – и мог бы вытащить короткий нож-выкидуху, которым размельчал порошок, тот самый, с узким лезвием, которым когда-то давно вырезал себе глаз. Он мог бы воткнуть этот нож в распрострертое на полу старое тело. Это было бы символично.
– Что, желудок пробило? – спросил одноглазый, склонившись над Гекатой и засовывая руку в карман его пиджака. – Жжет рану, да? – Он заглянул в бумажник.
– Быстрее! – всхлипнул старик.
– Макбет мертв, – сказал парень, быстро подсчитывая купюры. – Как по-твоему, мир теперь станет лучше?
– Что-что?..
– Думаешь, те, кто займет место Макбета, будут лучше? Более справедливыми и милосердными? Есть ли у нас основания в это верить?
– Заткнись и действуй. Если надо, возьми трость.
– Если смерть для тебя сейчас самое ценное, Геката, то я не стану лишать тебя смерти, хотя ты в свое время лишил меня глаза. А знаешь почему?
Старик наморщил лоб, и парню показалось, будто в полных слез глазах старика блеснула догадка.