Македонский Лев

У них было много имен и много предназначений, но для Аиды они были Шепчущими. Персы поклонялись им как младшим демонам или дэвам; древние народы Аккадии и Атлантиды верили, что они - духи тех, кто умер во зле. Даже грекам они были известны, в искаженной форме, под именем Гарпий.

Сейчас они собрались вокруг Аиды, как маленькие клубы тумана, едва осязаемые, но пульсирующие темными эмоциями, источающие частицы зла, отчаяния, меланхолии, мрака, недоверия, ревности и ненависти.

Подвал был холоднее сердцевины зимнего озера, но Аида села на пол, в центре дымных фигур, витавших над нею.

Дом располагался в отдалении от самого города, прежде это был загородный дом младшего Македонского военачальника, погибшего во Фракийских войнах. Аида выкупила его у вдовы убитого, потому что дом имел несколько важных удобств. Он не только был уединенным, но также был снабжен садом за высокой стеной, в котором ее послушницы могли прятать тела жертв - тех несчастных, чья кровь была нужна для того, чтобы питать силы Шепчущих.

Она вытянула руку, подзывая первую из призрачных фигур. Та просочилась сквозь ее пальцы, и образы немедленно возникли в ее сознании. Она увидела, как Филипп тяжело падает на свой трон, мысли его были мрачны и меланхоличны, и она громко рассмеялась. Как просто было влиять на умы мужчин! Подозвав вторую фигуру, она стала смотреть, как Аттал строит планы и замыслы.

Она собирала наблюдения и образы одно за другим, пока не отправила Шепчущих обратно к их человеческим носителям. Затем, в конце концов, холод начал студить ее кости, и она встала и покинула комнату, поднимаясь по неосвещенной лестнице в нижний сад.

Всё было хорошо, и Аида была глубоко удовлетворена. Скоро Филипп найдет свою смерть, и Владычица Самофракии поведет своей рукой его сына к трону. Какой милый мальчик! О, как она будет его поддерживать, доставляя такие удовольствия, а потом, когда он заснет, она снимет с него ожерелье и откроет врата его души.

Аида задрожала от внезапного наслаждения. Всю жизнь она мечтала о том, когда наступит этот день, как до того мечтала ее мать. Надежды ее матери - и, хуже того, ее дух и воля к жизни - были разрушены Тамис. Но теперь нет никого, кто помешает мне, подумала она.

Скоро Филипп Македонский будет мертв, зарезанный во сне прямо в своем дворце.

Тут возбуждение охватило ее, и она подозвала к себе двух стражников. По большей части она считала прикосновение мужчин неприятным, но в таких случаях, как сейчас, их использование приносило удовлетворение, граничащее с блаженством. Всегда возбуждало знание того, что ее любовники очень скоро умрут. Когда их сила и молодость вливались в нее, она торжествовала от их скорой смерти.

Эти двое были симпатичны и высоки ростом, они были наемниками из Малой Азии. Воины улыбнулись, когда подошли к ней, и начали снимать с себя одежду.

Первый протянул к ней руку, возбужденно положа ладонь ей на грудь, снимая ее черное одеяние.

Завтра, подумала она, твоя душа будет вопить на пути в Аид...

Пелла, середина зимы

Филипп был пьян и пребывал в веселом расположении духа. Его окружали друзья и военачальники - двадцать человек, которые верно служили Царю последние два десятилетия - и они отмечали последнюю ночь свадебных торжеств. Филипп откинулся на стуле, его взгляд переходил от человека к человеку.

Парменион, Антипатр, Клейтус, Аттал, Феопарл, Коений... люди, с которыми можно покорять горные вершины. Сильные, верные, бесстрашные. Тут его внимание привлекло движение в дальнем конце стола. Александр улыбался шутке, которую отмочил юнец Птолемей.

Хорошее настроение Филиппа испарилось. Похоже, шутка была о нем.

Но он отбросил эту мысль. Сегодня было великое празднество, и ничто не должно омрачить этот день.

Слуги убрали последние блюда с едой, и вперед выступили жонглеры, чтобы развлечь Царя. Это были меды, с кучерявыми бородами и в развевающихся одеждах из шелка и атласа. Каждый из троих держал по шесть мечей, которые они стали подбрасывать в воздух, один за другим, пока не стало казаться, будто клинки - живые, пружинящие и сверкающие как металлические птицы над метателями. Меды расступились, и теперь клинки рассекали воздух между ними, казалось, опасно касаясь ладоней метателей, ибо так быстро они двигались. Филипп был впечатлен их умением и праздно поинтересовался, будут ли эти мужи столь же талантливы, коли дело дойдет до использования клинков в бою. По донесениям Мотака, у Персидского царя в войске служило три тысячи Медейских воинов.

Наконец представление кончилось, и Филипп воздал артистам хвалу. Несколько доверенных Александра захлопали в ладоши, и это заставило Царя нахмурить брови. Появлялась новая традиция выказывать одобрение хлопаньем в ладоши, хотя веками такие хлопки воспринимались как оскорбление. Это повелось с театра, когда публика желала осадить плохого актера и заставить его уйти со сцены. Но афиняне стали аплодировать после выступления, чтобы выказать свое одобрение. Филиппу такие перемены были не по нутру.