Македонский Лев

- Чушь. В природе человека похоть, желание неосуществимого, убивать, красть, грабить. Вот почему он является - и останется навсегда - созданием Хаоса. Посмотри на себя! По какому праву ты повел свои войска на Персию? По какому праву ты установил над миром свою власть? Твое имя будут вспоминать как имя убийцы и разрушителя - как одного из наиболее славных моих последователей.

Кадмилос вновь рассмеялся, леденящим смехом. - Нечего возразить, Александр? Ты ведь способен найти хоть малейшее оправдание своим действиям?

- Мне нет нужды оправдываться, - ответил Царь. - Я жил в мире, которым правила война. Те, кто не завоевывал, были завоеваны. Но я бил врага на поле боя, воин против воина, и рисковал своей жизнью так же, как они - своей. Мне не стыдно ни за одно из своих деяний.

- Что ж, неплохо сказано, - проворчал Кадмилос. - Так ты отрицаешь бушующие страсти в те моменты, когда ты мчался на битву, обуянный жаждой резни и убийства в своем сердце?

- Нет, ошибаешься, - ответил Александр. - Я никогда не жаждал резни. Сражения, да, этого я хотел. Поставить свою силу и волю против силы и воли врагов - это доставляло мне радость. Но от хаотичной бойни получал удовольствие только ты.

Кадмилос встал. - Твои речи глупы, Человек, и я вижу, что меч твой уже превратился в жалкую тень. Так что нам пора закончить эту встречу. Твоя смертная форма ждет меня.

Александр взглянул на свой гаснущий меч, и едва он на него посмотрел, как клинок тут же растаял у него в руке.

- Наслаждайся своим отчаянием, - прошипел Кадмилос, и его фигура замерцала, видоизменяясь, превращаясь в темную тучу, которая пролетела над Александром, всосалась в туннель и двинулась к дрожащему свету вдалеке.

Теперь в Пустоши не осталось ничего, кроме плывущего тумана среди голых скал. Александр вздохнул, с тяжелым сердцем.

Вдруг из тумана вышла фигура, и Царь узнал в ней Аристотеля.

Маг улыбнулся и протянул руку, пожав ладонь Александра.

- Идем, мой мальчик, я не могу оставаться здесь надолго. Но у меня хватит времени, чтобы отвести тебя на Елисейские Поля, где ждут твои друзья.

- Я победил? Я сдержал его достаточно долго?

- Поговорим об этом в пути, - ответил маг.

* * *

Дух Хаоса вселился в тело Александра. Глаза были открыты, и ими Кадмилос увидел высокий, расписной потолок. Он попробовал пошевелиться, но обнаружил, что тело парализовано. Это была не беда, и он обратил свои силы внутрь, отыскивая яд, проникший в вены и нервы хрупкой человеческой оболочки.

Глупец смертный, подумал он, поверил, что какой-то наркотик помешает амбициям бога. Он начал быстро выводить яд. Чувства начали возвращаться к телу. Он ощутил прохладный ветерок из окна слева и тупую боль в раненой ноге. Не обращая внимания на отраву, он переключил внимание на поврежденную конечность, восстанавливая разорванные мышцы.

Так-то лучше! Любая боль была противна Кадмилосу.

Вернувшись к яду, он очистил от него легкие и брюшную полость.

Скоро, думал он. Скоро я проснусь.

Он слышал людей в покоях, но паралич еще сковывал тело. Послышались шаги, и он увидел тень, ложащуюся в поле его зрения. Темнокожий человек склонился над ним.

- Глаза просто великолепны, - произнес человек. - Он воистину был благословен богами. Жаль, что мы не можем их сохранить.

- Ты готов начать? - спросил голос Птолемея.

- Да, повелитель.

- Тогда приступай.

Перед глазами Кадмилоса появилась рука, держащая длинную спицу, раздвоенную на кончике.

- Нет! - закричал Темный Бог, беззвучно.

Спица резко вошла в левую ноздрю, затем двинулась вверх, в самый мозг. 

Город на берегу моря, Безвременье

Парменион смотрел в окно на гавань, в которой огромные корабли, больше, чем все когда-либо виденные им, покачивались на волнах, и по их просторным палубам прохаживались могучие люди. Переведя взгляд на здания, окружавшие верфи, он поражался, как сложно они были выстроены, с огромными арками, поддерживавшими невероятные куполообразные крыши. Внизу, на прямой мощеной улице он слышал голоса, видимо, лавочников и коневодов, расхваливавших свой товар. Но язык был ему незнаком.

Он обернулся, когда вошел Аристотель. Маг пребывал здесь под другим именем, и под другой внешностью. У него были длинные белые волосы, на подбородке росла тонкая жиденькая бороденка, и на нем были длинный бархатный плащ и штаны из стеганой шерсти.

- Как самочувствие? - спросил маг.

Парменион повернулся спиной к окну. На дальней стене было зеркало, стеклянное, в серебряной оправе, и чистота его отражения не переставала поражать Спартанца, хоть он и смотрелся в него много раз за эти пять дней, проведенные в доме Аристотеля.