Макей и его хлопцы

Макей стоял на опушке леса и не отрывал глаз от бинокля. Увидев группу идущих гитлеровцев и услышав ружейную перестрелку, он отдал команду открыть огонь изо всех ручных пулемётов. Те не ожидали этого, и выстрелы с их стороны почти прекратились. Однако они вскоре снова возобновили натиск.

Ломовцев и Догмарёв теперь уже хорошо могли видеть лица врагов. Они слышали их лающий говор. Ломовцев, подумав, решил отступить. Он сказал об этом Догмареву, и они, пригибаясь, бросились бегом вдоль железной дороги. Потом свернули в Подгорье, надеясь там укрыться за строением. Пули зажужжали над их головами, тюкаясь о стрны хат. Где‑то звякнуло окно, разбитое пулей. Догмарёв, согнувшись, нырнул за угол дома и остановился, тяжело дыша. А где же Ломовцез? Догмарёв высунул из‑за угла голову, но не увидел друга.

— Даня, ты где?! — крикнул он что есть силы, и сердце у него заныло.

Ломовцев слышал этот тревожный крик, но не отозвался на него. Он знал: если Догмарев бросится к нему, то только напрасно погубит себя. Его теперь уже ничто не спасёт: обе ноги перебиты. Он видел кровь, но, странно, не чувствовал боли. Сделав попытку встать, он тут же упал со стоном. Ощутив под рукой винтовку, притянул её к себе, и, приложившись к её холодному ложу, качал целиться в солдата. Он расстрелял уже все патроны и напугался: «Живым, сволочи, возьмут». Однако в кармане нашёлся ещё один патрон. «Это мой», — подумал он, загоняя его в патронник.

Запыхавшись, Догмарев бежал к лесу, откуда, развернувшись в боевой порядок, шли в наступление партизаны. Впереди, что‑то крича, бежал комиссар Василий Сырцов. Бледное лицо его покрылось капельками пота. Рядом с ним—Катя Мочалова. Маленькая фигурка её смешно катилась по полю. Пухлые щёки девушки покрылись румянцем. «Ну, куда это Чилита?». И не успел это подумать Догмарев, как что‑то ожгло его шею. Подбегая к Макею, он чувствовал, как силы оставляют его. В глазах поплыли тёмные и красные круги, лицо Макея как-то расплылось и Догмарев, собрав последние силы, крикнул:

— Там… фашисты. А Ломовцев…

Не договорил Догмарев, упал навзничь. Макей видел, как белый воротник его рубахи обагрила кровь, тёмнокровавое пятно, ширясь, заливало всю грудь.

— Даша! — закричал Макей. — Помоги Догмареву!

Мария Степановна и Оля Дейнеко, обе с санитарными сумками, склонились над раненым.

Лантух, Свиягин и Даша бежали позади комиссара, держа наперевес винтовки. Даша, взглянув в сторону второй роты, увидела там парторга. Пархомец был в своём зелёном бушлате и без шапки. Русые волосы его трепались, подпрыгивая на бегу, золотились под лучами восходящего солнца. Даша, ускоряя бег, ещё раз успела взглянуть на него. «Милый, желанный. Если раны — небольшой». И тут же откуда‑то возник перед ней образ Даниила Ломовцева. Словно призрак, он неотступно стоял перед её взором: полное, доброе, улыбающееся лицо, ёжик русых волос, выцветшая военная гимнастёрка, на правой груди малиновой эмалью цветёт орден Красной Звезды. Вдруг словно что ударило её: «Ведь он, кажется, не вернулся. Догмарев один пришел».

— Где Ломовцев?! — крикнула она.

Кто‑то, бегущий рядом, сказал:

— Он остался в Подгорье. Видно, убит.

Даша вырвалась из рядов и вскоре почти первая вбежала в Подгорье. «Данька, Данька! Бедный. А я… я…». Она рыдала. Слёзы заливали её глаза, скатывались по щекам. Герой Хасанских боёв лежал у поломанных прясел, раскинув в стороны сильные руки: он словно отдыхал после трудной работы. Даша схватила его руку.

— Даня! — закричала она.

Каким‑то отчуждённым и словно осуждающим взглядом смотрел на неё умирающий. В его тускнеющих голубых глазах плыли высокие перистые облака, которых он уже не видел. Бледные губы шевельнулись, и он еле слышно выдохнул:

— Ты…

Это было последнее его слово. Что он хотел сказать? Даша зарыдала. Кто‑то над ней сказал:

— Сам застрелился.

Около него лежала куча пустых гильз: последняя осталась в патроннике. На левой части груди, вокруг опаленного места, на светлозелёной гимнастёрке, расползлось мутно–красное пятно. Из перебирых ног сочилась кровь, багряной лужицей застывала она на чёрной земле.

Весь день шёл бой. Обе стороны держались стойко* Храбрость врагов объяснялась их обречённостью. Партизаны, заняв Подгорье и, таким образом, овладев железной дорогой, отрезали врагу путь к отступлению. Михась Гулеев здесь впервые пустил под откос поезд, на котором пытались удрать фашисты и разрушил мост через реку Должанку.

— Молодец! — похвалил его Макей, и тут же назначил командиром взвода вместо Ломовцева.