Макей и его хлопцы

В затянувшейся борьбе за Кличевский советский район должен был наступить перелом. И он наступил раньше, чем его ожидал товарищ Зайцев. Немцы решили одним ударом покончить с партизанами. Большие части мотопехоты, сопровождаемые танками и самолётами, со всех сторон начали входить в Кличевский и Кировский районы. Героически сопротивлялись партизаны, и всё же они вынуждены были оставлять свои лагери и «столицы», как называли они некоторые деревни. Они уходили в лесную чащобу и болота. Иные вырывались из блокированного района и уходили в другие места.

Макей жил в деревне, занимая небольшой домик. В день, когда он получил из штаба соединения приказ выйти из окружения и направиться на восток, в Орловскую область, к нему явился новый комиссар.

Весь день Макей сидел над картой, что‑то выписывал, чертил, наносил на неё знаки красным карандашом.

— Ты будэшь Макэй, кацо?

Макей оторвал воспалённые глаза от карты, на которой он с новым начальником штаба Стеблевым намечал маршрут Восточного похода.

— Я, — сказал Макей, сразу почему‑то подумавший, что это, должно быть, и есть новый комиссар.

Перед ним стоял высокий широкоплечий человек в казачьей широкодонной шапке с лицом коричневого цвета. Нижняя губа его, слегка утолщённая, выпячивалась. Глаза большие, карие, пронзительно–суровые. Во–лосы иссиня–чёрные, прямые и длинные, ровно обрубленные с боков и сзади. Он был внушителен и чем‑то напомнил Макею тургеневского Базарова.

— Моя фамэлия Хачтарян. Будэм знакомы. Прислан комиссаром к тэбэ, кацо.

Сказав это, он протянул Макею бумагу, в которой говорилось, что Хачтарян Аганес Арамович назначается комиссаром в партизанский отряд.

— Добре! — сказал Макей.

Целый день они работали уже втроём над планом Восточного рейда. Макею понравился новый комиссар. Ему нравилась его спокойная уравновешенность и деловитость, практическая хватка, ясность мысли и неторопливость не только в движениях, но и в речи, в самих высказываниях и суждениях. Ходил он медленно, не суетился и вообще всем своим видом внушал невольное уважение к себе. Комиссару же Макей нравился, главным образом, за то, что, несмотря на молодую горячность, в серьёзных делах он был осторожен и осмотрителен и прежде чем что‑либо сделать примерял семь раз. Довольный решением Макея, Хачтарян крепко пожал ему руку и радостно подумал: «Умный мужик», а вслух сказал, улыбаясь своей многозначительной улыбкой:

— Хитрый ты авчина, Макэй. Дай руку!

И ещё раз горячо пожал руку Макею.

Макей рассмеялся:

— Хитрый овчина, говоришь?

К вечеру в Костричскую Слободку неожиданно приехала Броня. Макей встретил её с смешанным чувством радости, тревоги и какой‑то неловкости. Среди партизан частенько шли разговоры о женщинах, и Макей всегда внушал им, что «в партизанах не должно быть никаких амуров». Кто‑то из партизанских художников нарисовал даже такой дружеский шарж: Макей идёт с автоматом в бой, а под ногами у него пищит раздавленный им амур, вооружённый луком и стрелою. Сзади — девушка, с кровавой раной на груди, простертой вперёд рукой указывает на врага. Макею льстила молва о нём как о человеке, отдающем все свои силы и знания борьбе против фашистов и стоящем выше всяких личных побуждений.

Правда, в разговорах с покойным Сырцовым Макей никогда не соглашался с утверждением, что любовь сковывает инициативу бойца, раздваивает его чувства. Он был против философии аскетизма, однако всякий раз убеждался в её правоте. Как только появлялась в отряде хорошенькая девушка, она невольно становилась яблоком раздора. С другой стороны, ведь не ради ли этой самой любви, не защищая ли эту любовь мы и ведём смертельную схватку с врагом? Родина не есть что‑то отвлечённое, абстрактное. Родина — это наш народ, наши матери, жёны, девушки, наши дети. Что будет с ними, если враг победит? Родина — эго наш дом, в котором властвует дух женщины, где встречает нас ласковый, приветливый взгляд жены–хозяйки. Но здесь война. Здесь необычная обстановка, а стало быть обычные отношения между женщиной и мужчиной здесь немыслимы, они вредят отряду, его целостности и боеспособности.

Эти рассуждения заставили Макея прийти к убеждению, что он не должен принимать Броню в отряд, что ей лучше остаться здесь, при больной Даше, с которой остаётся также, как «лечащий врач», Мария Степановна. Да и не выдержит Броня далекий путь на Орловщину. Друть, Днепр и Проня отделяют Кличевский район от Орловщины. Где ей форсировать эти реки!

— Здравствуй, Миша! — сказала Броня и стушевалась, заметив смущение на лице Макея.

Макею жаль стало девушку и он, взяв её за обе руки и смотря в её голубые глаза, спросил, как она доехала, как себя чувствует.

— Я рад, что ты приехала. Как там, в Кличеве?

— Наши эвакуируются. Лось назначен командиром отряда. У меня, Миша, так болит сердце, — сказала она, прижав руки к груди.