Маханакхон

Часть «мастерства», посвященная боевым и околобоевым знаниям, называется «ушу», дословно это означает что-то вроде «наука кулака». И в ней все одновременно предельно просто и предельно тяжело. Мастерство достигается единственным способом – ежедневным, постоянным повторением.

Как может мастер ушу вырвать пальцами вколоченный по шляпку гвоздь, отбежать на пять метров и метнуть его так, что тот вонзится обратно, точь-в-точь в свое прежнее отверстие?

Да просто – он уже четыре года, каждый день, по несколько часов, отрабатывает это движение.

Нужно, говоря по-русски, «задрачивать» приемы снова, и снова, и снова…

Поэтому, сделав легкую тренировку с гирями (чтобы не изнуряться, силы еще ой как понадобятся), Огневский два часа колотил руками и ногами грушу, скакал из стороны в сторону, крутил руками причудливые фигуры и воевал с тенью.

Некоторые тренеры советуют, нанося удары, представлять перед собой врагов из реальной жизни, выплескивая накопившуюся злобу. Но у Андрея все было наоборот.

Во время тренировок он забывал об опасностях и обидах, вообще едва ли не обо всем на свете. Он погружался в гармоничный мир чистого пути к мастерству.

Огневский был Теофилем Готье от мира гунфу, жил «искусством ради искусства». Хотя никогда не брезговал применять мастерство на практике.

Благодаря погружению в абстрактный мир мастерства, голова наконец очистилась от водоворота мыслей, и черные глаза «Питерса» перестали мелькать в каждом отражении.

После тренировки Андрей пошел в тир и выпустил по мишеням два магазина «Глока». Дальше тратить хозяйские боеприпасы было как-то неудобно.

Ну и «на сладкое» позволил себе полчаса пометать ножи – это была его любимая боевая техника, самая медитативная. Плавный замах, глазами на цель – и на выдохе сверкающий миг полета.

После ножей поднялся в свою комнату, принял душ и дал себе час отдыха. Лег и начал последовательно расслаблять все мышцы, начиная со лба и заканчивая пальцами ног. Это должно было привести не только тело, но и дух в состояние покоя.

Пылающей душе Андрея покой давался куда труднее, чем телу тяжелые нагрузки. Но сегодня расслабление пришло на удивление быстро, и он задремал.

Проспал около часа, проснулся и стал снова донимать Грища:

«Ну как, есть новости?»

«Есть», – ответил тот.

Белокурая бестия

Сегодня особенный день – к Грищу домой пришла Хайди.

Еще неделю назад он не поверил бы, что такое возможно. Познакомился с девушкой, почти сам! А ведь раньше женщины за пределами экрана вызывали у него только страх и гнев.

Во всем виноваты, конечно, российские курицы, которые с детства презирали и отвергали его. Еще одна кровоточащая травма, нанесенная лютой родиной…

Но Хайди была немка. Немцы вообще самый лучший народ. Прошли через фашизм, полностью в нем раскаялись, и теперь они самые либеральные, самые прогрессивные люди в мире.

А еще они чувствуют что-то вроде неловкости, пожалуй, даже вину перед русскими, их бывшими жертвами.

Грищу очень не нравилось быть русским, но и вина, и ощущение себя жертвой – это его очень заводило.

Хайди была как раз такая, как надо. Светлые волосы, собранные в две тугие косы. Именно такие немочки лучше всего, он много роликов с ними пересмотрел. Жаль, не голубоглазая, радужка у нее кофейного цвета.

Все началось в любимой бургерной Грища. Он не терпел неожиданностей, поэтому каждый нечетный день выходил из своего переулка на главную улицу и там брал в Burt’s Burgers двойной чизбургер с беконом. Навынос, естественно, – есть в присутствии других людей он не любил.

И вот в прошлый понедельник он впервые увидел там Хайди. Она была улыбчивая, уверенная, слегка ботанистая, в красивых круглых очках. Худощавая и заметно сутулая, в мешковатых шмотках, но это ладно. Естественно, не накрашенная, без ярких нарядов и прочих попсовых глупостей, иначе он обошел бы ее за пять метров.

Он и так держался от нее подальше, но она сама с ним заговорила, да так мило и естественно, что Грищ хоть и страшно застеснялся, но простояв пару секунд в ступоре, ответил.

– Ты тоже двойные чизбургеры любишь? – улыбнулась она. – Блин, я как наркоманка, никак не могу перестать их есть, каждый день почти сюда хожу.

Она говорила по-английски, с легким, милым немецким акцентом, и, может быть, именно это растопило зажатое в тиски горькое сердце Грища. Свою роль сыграл и английский язык, который Грищ не просто любил, а фанатично обожал. Даже проклятая картавость, которой он всегда сильно стеснялся в русском, тут была вовсе не дефектом, а наоборот – правильное мягкое «r».

«Не нужен мне никакой логопед, – убеждал себя Грищ, – просто я с рождения создан, чтобы говорить не на готтентотском русском наречии, а на благородном мировом языке».