Маханакхон

Игорь понял, что виски с утра ей не по вкусу, и достал из мини-бара маленькую, на 250 граммов, бутылку шампанского.

Чокаться не стали – не та ситуация, но напиток Настя оценила и после первого бокала слегка расслабилась.

– У тебя странный акцент, – сказала она.

В западных странах, да даже в Израиле, это заявление посчитали бы грубым. Но тут, известное дело, люди говорят что думают, без церемоний.

– Откуда ты?

– Из Биробиджана, – усмехнулся он.

– А это где? – спросила девушка. – Звучит как что-то африканское.

– Это на Дальнем Востоке. – Он удивился такому незнанию географии. – Недалеко от Хабаровска.

– Я в российских провинциях не разбираюсь, – отмахнулась она, – я из Украины… Работаю тут, в «Траснфлоте», стюардессой. Дрянь работа, мозг выносят, но все-таки деньги… А ты в командировку приехал? Наверно, у себя там, в тайге, ты какой-то большой начальник? Вон какой лакшери номер взял, половина моей зарплаты как минимум.

– Еще какой начальник, – ответил Игорь с улыбкой. – Но не в командировке. Я в отпуске, отдыхать приехал.

– В Москву? В апреле? – поморщилась она и поставила перед ним пустой бокал.

Он понял.

– Ненавижу этот город… – Она вздохнула.

Игорю в Москве нравилось, но он не обиделся.

– А чё сделал Коля? – спросил он, когда ее второй бокал был почти пуст.

– Козел он, – зло ответила Настя, сверкая большими, красными от слез глазами, – спалила его на измене.

Игорь не стал спрашивать подробности. При всем остром любопытстве к чужим судьбам банальные любовные драмы он не любил.

Но Настя без приглашения продолжила:

– Он наш, из Киева, тоже большая шишка вроде тебя. Прилетает сюда пару раз в месяц по делам. Специально берет этот отель, чтобы быть ближе ко мне, – нам, стюардессам, компания снимает 3 звезды вон там, через площадь. А тут его… наш любимый номер. Я только из рейса вернулась, еду к нему сюда, по дороге во ВКонтакте заглядываю – а там куча его фоток с какой-то шмарой, в обнимку и все дела… Ну встретились тут с ним, устроила скандал. И ладно бы повинился, сказал: «Не было ничего», ну или что перебрал и надурил, бывает же… Так нет. Он, скотина, встал в позу, мол: «А что ты хотела, я ж мужик, для нас это естественно, мы все кобели, ничего не поделаешь». Ну и прочее… Представляешь, нет? Я не ответила ничего, убежала. Лежала в своей гостинице, ночь не спала, все страдала и злилась. А под утро как вся кровь закипела, всю меня трусить начало. Ну я схватила нож из мини-кухни – и сюда. Думала, реально убью, ну или хоть порежу… В таком бешенстве была, даже не оделась, по холоду через снег в блузке бежала, представляешь?

Представить было не сложно – он смотрел на эту странную, неуравновешенную девушку, воображал, как она бежит в своей голубой форме, на каблуках, через белую площадь, едва ли не размахивая ножом… Поймал себя на том, что даже перестал скучать от сопливой истории с изменой.

– Ты еще полчаса не открывал… – говорила Настя. – Я думала, это Колька нарочно. Так выбесилась… Жаль, я маленькая, дверь не смогла бы выбить…

Игорь покачал головой. Смешная и глупая человеческая привычка: ревновать и ненавидеть, если тебе предпочли другого. Хотя это ведь всего одна из глупостей, которыми живет человечество. Все люди на свете пребывают в рабстве у бессмысленных, вредных правил: если тебя назвали дураком, нужно обидеться; если тебя не любят, нужно грустить; если тебе грозит опасность, надо бояться. И так далее, и так далее. Причем нет ни малейшей причины, никакого обоснования всему этому. Так просто «надо». И люди сами не видят, как это превращает жизнь в череду идиотских страданий, которых вполне можно избежать.

Сию истину, казалось бы, элементарную, но почему-то недоступную почти никому, Игорь считал главным открытием своей жизни. Просто отвергнуть этот «закон чувств», не реагировать так, как «положено». Не горевать, не ревновать, не бояться, ибо это вредно и бессмысленно. Как только Игорь сделал это открытие, вся его жизнь переменилась, он отыскал мощный источник свободы, покоя и силы, почти неуязвимости. Иногда он в шутку называл это «эмоциональное всемогущество». Ребе Гельфанда хватил бы удар от такой философии, да и не только его, но Игорь был не дурак, чтобы ею делиться.

Открытие пришло не сразу, хотя о чем-то подобном он стал догадываться еще в раннем детстве, в приюте. Похоже, что именно за это, за умение сохранять бесстрастие в любых ситуациях, его и приметил в свое время дядя Володя, скоро ставший для маленького Штерна просто отцом. Слащавое слово «папа» Игорь никогда не любил и перестал использовать уже в детстве.

Но по-настоящему жизнь открыла ему эту истину, навсегда вколошматила ее в голову, когда Игорю было четырнадцать лет.

К тому времени он уже целых три года прожил с отцом, и годы были отличные, самые счастливые во всей жизни. Своя комната в большом коттедже под Биробиджаном, настоящий компьютер, частная школа, где ребят в классе было трое, а не тридцать пять, как раньше, где учителя обращались на «вы».