Маханакхон

Игорь подумал, что у него была мать Александра, которой он не знал, отец Владимир, которого у него забрали. И ни от нее, ни от него не осталось и следа. У людей считается, что об этом надо грустить…

Они вернулись в тайгу и вроде бы стали жить, как раньше. Но вот зимой, когда ходили за кабанами по белой тропе, Игорь оступился и упал, скатился по откосу на лед замерзшего ключа. Через секунду раздался хруст, лед проломился, и Игорь оказался в холодной воде. Тяжелый рюкзак тянул вниз, но ключ был неглубокий, не утонешь. Он уже поднимался, когда в воду прыгнул Егорыч, схватил его под мышки и вытащил на берег.

Они тут же развели костер, как могли, стали сушиться.

– Не надо было, – сказал Игорь, – я бы сам вылез.

Егорыч только сплюнул.

– Вылез один такой… – Старик заметно дрожал. – Я обещал Володьке, что о тебе позабочусь. Так что заткнись лучше…

С тех пор у Егорыча стала сильно болеть спина. В такие дни он лежал и шептал проклятия, а когда проходило, бесился сильнее обычного, лупил Игоря ногами и даже замахивался ножом.

Игорь к тому времени уже крепко понял – не надо бояться за свою жизнь. Среди всех эмоциональных правил это самое глупое. Часто как раз тот, кто боится, гибнет первым. А в конце концов всё равно все помрем, так что незачем суетиться.

Но это что касается эмоций, а ведь есть еще «практическая сторона вопроса», как сказал бы отец. Игорь для того и учился отключать чувства, чтобы думать головой. Егорыч превратился в проблему, но ведь у проблем имеются решения.

После очередных побоев Игорь обдумал ситуацию и понял, что все складывается очень удачно. Во-первых, теперь он совершеннолетний, у него есть паспорт. Во-вторых, на подступах к хозяйству уже с неделю трется шатун – медведь, почему-то не впавший в зимнюю спячку и теперь «шатающийся» по лесу, страдающий от бескормицы, ведь ягод нет, реки с рыбой замерзли, а сладкие коренья – под метром снега.

Был ветреный февральский день, где-то в лесу то и дело раздавался треск – ломались под порывами сухие стволы. Егорыч сидел в своей комнате, слушал радио и пил черный чай, такой крепкий, что почти фиолетовый. Игорь тихо открыл дверь и с пары метров выстрелил старику в затылок из охотничьего ружья. В спину попасть было бы легче, но тогда Егорыч мог умереть не сразу, стал бы кричать, а это неприятно.

Пуля прошла навылет, оставила круглую дырку в стекле и исчезла за окном. Игорь ударил по стеклу прикладом, чтобы уничтожить след от выстрела, аккуратно вытер с пола и мебели капли крови и мозгов.

Еще накануне он потропил шатуна, нашел место, где у того была лежка. Оставил там тело Егорыча – голодный зверь ни за что не откажется от такого подарка.

Обыскал дом. Нашел в шкафу ту самую черную сумку, с которой они когда-то уехали из города. А в ней пакет с зелеными бумажками. Пересчитал – две тысячи пятьсот долларов. В те времена для глухого района это было очень много. Видимо, те самые деньги, что отец передал им когда-то на жизнь. Сначала, наверно, было три тысячи, а экономный Егорыч за четыре года потратил всего пятьсот. В столе нашел немного местных денег – два с небольшим миллиона дореформенных рублей.

Игорь положил в сумку свой паспорт, всю самую приличную одежду, два ружья, пистолет и патроны к ним. Хотел ехать на «буханке», но понял, что у него нет ни прав, ни документов на машину, а попадать к ментам не хотелось, тем более с таким грузом.

Поэтому он одиннадцать часов шел в поселок пешком. Дошел нормально, не привыкать, на автовокзале посмотрел на расписание. Самый дальний автобус был до Владивостока.

Кровавая Мэри

Игорь с Настей, закутавшейся в его пальто, гуляли по Москве под мелким снегом. Она наотрез отказалась зайти к себе и переодеться:

– Не хочу туда… И так там всю ночь торчала. Глядишь, опять кого-нибудь зарезать захочется. – Она ткнула его в бок тонкими крепкими пальчиками.

После утреннего шампанского оба были веселые. Игорь отломал каблук от ее второй туфли, чтобы было проще ходить.

Бродили по одному из больших московских парков, Игорь всегда путал их названия. Настя расспрашивала о жизни в Израиле, о том, как Игорь туда переезжал. Спросила: правда ли, что девушки там тоже служат в армии и моются в одной общей душевой с парнями?

– Чего? – рассмеялся Игорь. – Служат, конечно, но душевые раздельные. При тамошнем феминизме попробуй посмотри не так на девушку, даже одетую, засудят на фиг.

– Тогда радуйся, что ты в России, – ответила Настя. – Тут народ изголодался по простому теплому взгляду. Девушки только мечтают, чтоб нормальный мужик с интересом посмотрел.

– Я и смотрю, – честно ответил Игорь.

Уже ближе к обеду Настя стала то и дело спотыкаться на ровном месте, Игорь поймал ее в очередном падении – да она вся дрожит! Со своей выносливостью и закалкой он не заметил, что девушка сильно замерзла и устала. Что за странная привычка местных жителей не признаваться, когда им тяжело?

– Ты ведь всю ночь не спала, – сказал он, – не пора отдохнуть?

– Да, – ответила Настя, – завалиться бы сейчас в кровать…

– Пойдем ко мне и завалимся, – просто ответил Игорь.