Махатма Ганди

Из истории с тюрбаном он извлек другие уроки, в частности, касающиеся различий между индийцами: купцами-мусульманами, называвшими себя арабами, фарси, называвшими себя персами, и простыми служащими-индусами, которые смешивались с «арабами», чтобы их воспринимали всерьез. Но в большинстве иммигранты были бедными индийцами, которых не касались эти тонкости. Они работали по найму, их посылали в Южную Африку по договору, загоняя в шахты или на плантации на пять лет, после чего они могли вернуться в Индию (переезд оплачивался) или остаться в Южной Африке в качестве «освобожденных» индийцев (хотя, по сути, они оставались на полурабском положении). Людей физического труда, этот самый низший и многочисленный класс, называли «кули», и поскольку они составляли большинство, для простоты всех индийцев относили к той же категории и называли «кули». Так, Ганди был «адвокатом-кули», мусульманские купцы — «купцами-кули». Ганди это шокировало, а его соотечественники к этому давно привыкли. Когда впоследствии он рассказал им о своих злоключениях, то получил ответ: «Только мы способны, чтобы заработать денег, сносить оскорбления, не возмущаясь… Эта страна не создана для таких людей, как вы».

Эта фраза, по предположению Эриксона, станет «негативом девиза нарождающейся личности Ганди — человека, который нужен». Он докажет, что эта страна изменится именно благодаря таким людям, как он. Адвокат-кули: нанесенное ему оскорбление затрагивало весь его класс, индийских тружеников, уехавших в Южную Африку, Индию, униженную колонизацией, да и вообще все эксплуатируемые народы на земле.

Эта история слегка взбудоражила прессу: одни поддерживали Ганди, другие нападали на него. «Этот случай принес мне неожиданную известность в Южной Африке, через несколько дней после приезда». Известность через печать — это было еще одно новшество, из которого он сумеет извлечь выгоду. А свой головной убор он носил еще очень долго.

Инцидент в Дурбане был сущим пустяком по сравнению с тем, что последовало дальше. Во время переезда из Дурбана в Преторию (где ему предстояло выступать в суде) он подвергся оскорблению, которое изменило направление его жизни. Разумеется, он путешествовал первым классом. На вокзале в Питермарицбурге, столице Наталя, около девяти часов вечера в купе, где находился Ганди, вошел белый пассажир. Он был возмущен, обнаружив там «цветного». Несколько минут спустя Ганди попросили покинуть купе («Следуйте за мной, ваше место в общем вагоне!»). Он отказался наотрез, хотя обычно такая твердость была ему не свойственна.

Тогда полиция без всяких церемоний выставила его на перрон. Питермарицбург находился на возвышенности, была зима, в зале ожидания было ужасно холодно и темно. Свое пальто Ганди вместе с чемоданами оставил у начальника вокзала. Всю ночь он дрожал от холода.

В эту ночь ожидания, холода, унижения, поставленный на узкую черту, разделяющую смирение и активную деятельность, он принял решение: «Лишения, которым я подвергался, были проявлением серьезной болезни — расовых предрассудков. Я должен попытаться искоренить этот недуг, насколько возможно, и вынести ради этого все предстоящие лишения. Удовлетворения за обиду я должен требовать лишь постольку, поскольку это необходимо для устранения расовых предрассудков»[52].

Он не стал зацикливаться наличной обиде, анализируя корень болезни, которая затрагивала не его одного. За обидой и обидчиком он видел доктрину, которой тот следовал. И превращал свою непосредственную реакцию в волю к действию: отныне он станет бороться с этим недугом, причем не только с симптомами (как это оскорбление), но и с причинами. Вероятно, именно в ту ночь в Питермарицбурге Ганди почувствовал в себе призвание реформатора.

Как пишет его биограф Б. Р. Нанда, если до сих пор он выделялся больше своей застенчивостью и сдержанностью, «в этом убогом зале ожидания на вокзале в Питермарицбурге, еще горя от обиды, его душа наполнилась стальной силой. Позже этот инцидент показался ему одним из самых креативных происшествий в его жизни. С этого момента он отказывался мириться с несправедливостью, как будто это в порядке вещей… Никогда он не станет покорной жертвой расовых предрассудков. С этого момента чувство неполноценности, преследовавшее его, когда он был студентом в Англии, а потом молодым адвокатом в Индии, исчезло»[53].