«Социализм» Ганди, по словам Неру, имел мало общего с политическим режимом, обычно называемым этим именем, «почти ничего общего», однако был явно связан с его любовью к человечеству, выходившей за рамки какой-либо партии. (То же относится к демократии: представление о ней Ганди «было чистой воды метафизикой. Оно никак не было связано с количеством, большинством или представительством… Оно основывалось на служении и самопожертвовании, и средством ее было нравственное принуждение»[249].) Кстати, Ганди возражал против социализма. И при этом помогал соцпартии составить свою фракцию в конгрессе. «Я возражаю против социализма в том виде, в каком он преподносится здесь, в официальной программе. Мне нечего возразить против теории или философии социализма»[250]. Во взглядах Ганди всё очень сложно.
«Он остерегался социализма и в особенности марксизма из-за их связи с насилием. Простые слова “классовая борьба” означали конфликт и насилие, а следовательно, претили ему»[251]. В 1931 году Ганди беседовал с Роменом Ролланом о классовой борьбе; Роллан объяснил ему смысл выражения «диктатура пролетариата». На это Ганди ответил: «Я категорически против этого. Ибо это означает, что Труд хочет завладеть Капиталом; а завладеть Капиталом — не лучший способ покончить с ним. Если подать Труду плохой пример, Труд никогда не осуществит своих возможностей»[252]. И привел в пример забастовку в Ахмадабаде, когда рабочие под его руководством пришли к осознанию своей солидарности. «Я хотел внушить им, — продолжал он, — что они и есть настоящие капиталисты, поскольку капитал состоит не из металлических денег, а из воли и способности к труду. Это неограниченный капитал». И дальше — такое утверждение: «Я не приму идеи диктатуры, основанной на насилии».
Ганди настаивал на том, что средства определяют цель, он отвергал насилие, потому что оно ведет к насилию, а следовательно, отвергал коммунизм — именно потому, что тот использовал насилие. Безупречная логика.
«Я твердо убежден, что, если государство избавится от капитализма путем насилия, оно, в свою очередь, окажется затянутым в воронку насилия и развитие в нем ненасилия сделается невозможным»[253].
Со своей стороны, коммунисты выступали против него, обвиняя его в том, что он помешал народной революции (хотя сомнительно, что она бы произошла, даже без Ганди; сегодня их доводы повторяют гонители Ганди, укорявшие его за то, что он «блокировал глубинную и необходимую эволюцию условий жизни индийских масс»). Для тех, кто рассматривает историю с точки зрения классовой борьбы, существование общественных классов само по себе является насилием, а потому ненасилие Ганди может быть лишь способом приспосабливаться к этому основополагающему насилию. «Вступая в противоречие с буржуазным миром, революционный мир заявляет, что Ганди социально реакционен, что он поборник капитализма и правящих классов, а как таковой, сколько бы он ни ратовал за ненасилие, — защитник насилия в человеческом обществе»[254].
Из-за своей исходной точки рассуждение такого рода неизбежно приводит к недоразумению; оно не улавливает основы ненасилия Ганди, которое, вовсе не совпадая с идеологией пацифизма и желанием сохранить статус-кво, является оружием духовной борьбы. Ганди же, со своей стороны, не мог принять материалистический и атеистический коммунизм, хотя тоже боролся с капитализмом и империализмом. Его духовное оружие должно было воздействовать на богатство, вернее, его владельцев, простых хранителей своего имущества, по мнению Ганди, которые должны были отчитываться за него перед народом и оставлять для себя и своей семьи лишь самое необходимое. Капиталисты играли свою роль и приносили пользу: лучше переубедить их, чем истреблять. А если убеждение не сработает, тогда эксплуатируемые прибегнут к несотрудничеству: как правительство не сможет выжить без содействия народа, так и экономическая эксплуатация невозможна без активного или пассивного согласия эксплуатируемых.
Его упрекали за то, что он не борется одновременно с оккупантами и князьями-тиранами, иностранным угнетением и злоупотреблениями привилегированных классов. Он в недостаточной мере направлял силу рабочих и гнев крестьян против хозяев земли или заводов. В этой критике не учитывается стратегия сатьяграхи и ее дух. Ибо цель состояла в том, чтобы заглянуть внутрь себя и пересмотреть всё, что мешает гармоничным отношениям между людьми, не подключая к этому ненависть и насилие. Ненасилие оставалось извечным центром всякого действия. «Я предпочитаю полный провал, лишь бы ненасилие было соблюдено, нежели отойти от него хоть на пядь ради достижения сомнительного результата».