Махинация

— Катаэ-а, — повторила, плавно делая шаг к малышке и стараясь не напугать ее своим приближением.

— Ааса, — нервно ответила она.

И поклонилась, как того требовали традиции. Жуткий мир — женщин тут учили кланяться с детства.

Подойдя, присела перед ребенком и из положения ниже ее роста мягко спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Ребенок заметался, причем практически буквально, она переступала с ноги на ногу, но так, словно металась из угла в угол в ограниченном пространстве, затем посмотрела на меня исподлобья и прошептала:

— С бабушкой.

— А, то есть твоя бабушка работает в этом доме? — догадалась я.

Ребенок явно ожидал какой-то другой реакции, причем нехорошей, а потому теперь девочка смотрела на меня как-то странно, но очень напряженно и в ожидании максимально худшего.

— Прости, я не с Рейтана, я не знаю, обидела ли тебя этим вопросом.

Она замотала головой и прошептала:

— Это я оскорбляю вас своим присутствием.

— Нет, — мгновенно опровергла я.

Ребенок замер, странно глядя на меня, а потом девочка улыбнулась и сказала:

— А, вы не с Рейтана, сахтини, вы не знаете традиций.

— Знаю, но не все, — уклончиво ответила я. — Научишь меня?

Уловка должна была сработать, но не сработала. Девочка прижала куклу к себе и тихо, вообще едва слышно, выдохнула:

— Вы забудете.

— Забуду что? — не поняла я.

— Вы все забудете, — очень грустно глядя на меня, пояснила девочка. И добавила: — Все забывают плохое.

Помолчала и сказала вообще едва различимо:

— Я тоже буду забывать, когда вырасту, а сейчас мама отправляет меня к бабушке, когда наступают «плохие ночи». Здесь безопасно.

Как сидела, так и осталась сидеть. Гаракхай, который «все забудет», женщины, которые «забывают плохое», «плохие ночи»…

Где-то позади дома-крепости со скрипом открылась дверь и раздался нервный, но тихий окрик:

— Ратена!

Девочка вздрогнула и хотела было метнуться на зов бабушки… но охрана продолжала стоять там, на границе света, и безобидной она не выглядела.

— Идем, проведу тебя через дом, — сказала я, поднимаясь и протянув ребенку руку.

Девочка прикоснулась ко мне несмело, а затем детские пальчики крепко сжали мою ладонь.

Мы миновали двор, вошли в дом и вздрогнули обе, когда стальная дверь захлопнулась за нами с грохотом. После я провела Ратену на кухню, где ее встретил явно дедушка — взгляд у мужчины был откровенно злой, и дите сжалось, предчувствуя, похоже, порку.

— Не наказывайте ребенка, это я к ней подошла и заговорила.

— Она не имела права отвечать, сахтини, — не глядя на меня, сообщил эниреец.

— Это было бы невежливо с ее стороны. — Я прошла к столу, села, усадив ребенка рядом. И, глядя на не смевшего поднять на меня взгляд слугу, мягко попросила: — Не могли бы вы рассказать мне, что еще я не имею права требовать от окружающих?

Эниреец, поднявшийся при моем появлении, отошел от стола, взял стул, сел в отдалении и, все так же не глядя на меня, ответил:

— Вы имеете право на всё, вы сахтини сахира Тени. Мы не имеем права — отвечать на ваши вопросы, смотреть на вас, прикасаться, сидеть за одним столом, заговаривать прежде, чем вы обратитесь к нам.

— Звучит совершенно дико, — честно сказала я.

Мужчина усмехнулся, глядя исключительно в сторону, и сказал:

— У каждого мира своя история выживания, соответственно — свои правила сосуществования. Сахиры — сила и защита Рейтана, в наших же интересах подчиняться.

Мне вспомнился повелитель этого самого Рейтана, и я позволила себе осторожное замечание:

— Сахиры не всегда ведут себя адекватно.

— Большая сила имеет большие последствия, — усмехнулся эниреец. И обратился к вошедшей на кухню, видимо, жене: — Мерана, сахтини голодна.

Своеобразное проявление заботы.

— Если честно, то нет, — улыбнулась я. — После спецрациона на корабле я могу не есть до пяти суток без ущерба для организма.

И кинувшаяся было к плите служанка застыла со сковородкой в руках, вопросительно глядя на мужа.

— В любом случае, — решил тот.

Решив не оскорблять их отказом и улыбнувшись девочке, которая рядом с родственниками немного расслабилась, я поднялась и направилась к холодильной камере. Открыв, убедилась в том, что тут едят в основном мясо, и практически только мясо. Я не обнаружила никаких упаковок, что говорило бы о наличии продуктового производства, исключительно все в натуральном виде — зелень, мясо, зеленые яйца, синие яйца, желтые яйца… фиолетовые.

— А их вообще как едят? — поинтересовалась у Мераны.

— Сахир пьет сырыми, — ответила она с поклоном.

Бррр.

Аквамариновые яйца. Мелкие яйца в коричневую крапинку.

— Складывается впечатление, что сахир ограбил все окрестные гнезда, не щадя ни птиц, ни змей, ни ящериц, — отрешенно заметила я.

Девочка за столом прыснула в кулачок, и это был самый тихий смех у ребенка, какой я когда-либо слышала.

А вот затем мы все услышали раздраженное:

— Да, развлекаюсь в свободное от работы время.

Сказано было на гаэрском, так что энирейцы не поняли ни слова, но им достаточно было услышать тон, каким это было сказано, чтобы мгновенно покинуть кухню, оставляя меня наедине с владельцем этого дома.