Махно и его время

«Было решено: предоставить повстанцам месячный отпуск… — вспоминал начштаба махновцев Белаш. — Со стороны Екатеринослава в Никополь вошёл один советский полк, он занял город и начал разоружать тифозных махновцев… В самом же городе находилось 15 с лишним тысяч тифозных повстанцев.

Наши командиры подвергались расстрелу, будь они больные или здоровые»[648].

«Красная армия, вместо своей прямой задачи — преследования отступающего Деникина, сейчас занята повстанчеством, — комментировал события Куриленко, с июля 1919 г. сражавшийся в Красной армии, а теперь вернувшийся к махновцам. — Я думаю, что она своими действиями заново организует его: это неизбежно. Создаётся положение, при котором террор и насилие над махновцами и населением только увеличат сопротивление»[649].

Несмотря на разрыв с красными, махновские командиры продолжали обсуждать возможность возобновления союза. За это выступали Куриленко, Долженко, Миронов (брат красного командарма Ф. Миронова). Последний считал: «Надо повстанцев сохранить для более позднего времени: мы ещё покажем себя! Упрекать в советской службе не следует, ибо это не порок. Чем больше наших товарищей будет на этой службе, тем легче нам удастся изнутри двинуть 3-ю анархическую революцию»[650]. Не исключено, что в проведении такой тактики Миронов рассчитывал на поддержку брата — беспартийного большевика, добившегося больших успехов на службе в РККА, но уже бунтовавшего в 1919 г.