Другая проблема, которую с особой остротой поставила Испанская революция, касалась политики союзов. Возможен ли союз с коммунистами против реакции. Махно дает коммунистам однозначно негативную оценку: «Они встретили революцию как средство, с помощью которого…можно более развязно дурачить всевозможными неосуществимыми, ложными обещаниями пролетарские головы и прибирать их к рукам, чтобы с их физической помощью утвердить свою черную партийную диктатуру». 61 Понятно, что с такой силой союз нецелесообразен. В письме к испанским анархистам Махно утверждает: «испанские коммунисты–большевики, я думаю, такие же, как и их друзья — русские. Они пойдут по стопам иезуита Ленина и даже Сталина, они, чтобы утвердить свою партийную власть в стране…не замедлят объявить свою монополию на все достижения революции, и они предадут и союзников, и самое дело революции». 62 Несмотря на то, что это предупреждение не оказало решающего влияния на позицию испанских анархистов, оно способствовало настороженности анархистов в отношении коммунистов в Испании. Как показали события 1937 г., когда коммунисты нанесли удар в спину своим союзникам, показали правоту Махно и тех лидеров испанского анархизма, которые с недоверием относились к коммунистам 63.
В рамках критики большевизма Махно продолжал развивать критику ориентации анархизма на пролетариат как на основную движущую силу революции: «В пролетарском государстве и власти пролетариат — по наговорам своих руководителей — видел сам и старался навязать другим средство избавления себя от власти буржуазии. «Результатом этой иллюзии стало установление новой диктатуры, «пролетарность» которой, по выражению Н. Махно, является фикцией. 64 «Многие анархисты склонны утверждать, что пролетариат здесь не при чем, его, дескать, обманула социалистическая интеллигентская каста… По–моему, это утверждение не совсем точно и звучит несколько пристрастно». 65 Несмотря на то, что интеллигентской касте как целому действительно присуще стремление заменить собою буржуазию, значительная ее часть выступала и на стороне революции. Также неоднороден и пролетариат, который поддержал революцию не сразу и не целиком, а затем участвовал в создании новой диктатуры. 66 «В пролетариате, занявшемся построением своего классового государства, насилие это породило в конце концов нетерпимость, омерзительное отношение к свободе личности, к свободе слова и печати, к свободе каких бы то ни было революционных организаций, расходящихся с наглостью пролетарской власти». 67
Идея о том, что человек может прийти в революцию из любого класса, что водораздел между революционными и контрреволюционными силами может проходить и через рабочий класс, и через интеллигенцию, и даже через эксплуататорские слои, активно развивалась затем на страницах журнала «Пробуждение», где теперь печатался Махно. При этом сам Махно в своих статьях в «Пробуждении» подчеркивал необходимость борьбы за интеллигенцию, необходимость перехода части интеллигентов на сторону революции. Обращаясь к революционеру–анархисту, Махно писал: «Девять из ученых могут не выйти к тебе, или, если выйдут, то с целью обмануть тебя…Но десятый выйдет, и он будет твой друг, и он поможет тебе преодолеть обман девяти». 68
Преодоление недоверия к интеллигенции заметно и в письме Н. Махно к испанским анархистам: «Трудящиеся Испании — рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция, должны объединиться и максимум проявить энергии на путях революции». 69 Эта старая идея Махно о широком революционном фронте очищена здесь от наслоений «классовой теории» «платформизма» 1926–1931 г.
Политические взгляды Махно и в этом вопросе были тесно связаны с его практическим опытом. Французская анархистка И. Метт вспоминала: «Я думаю, самым существенным в нем было то, что он всегда оставался украинским крестьянином. Его никак нельзя было бы назвать беспечным человеком, в глубине души он и был эдаким бережливым крестьянином, превосходно знавшим жизнь деревни и заботы ее обитателей…Я вспоминаю, как однажды Нестор Махно рассказывал мне о своей мечте. Было это осенью 1927 года. Мы гуляли в Венсенском лесу. Может быть, красота природы настроила его на поэтический лад, и он сочинил этот свой «рассказ–мечту». Молодой Михниенко (настоящая фамилия Махно) возвращается в родную деревню Гуляйполе, начинает работать, ведет спокойную, правильную жизнь, женится на молодой крестьянке. У него добрая лошадь и хорошая упряжь. Вечером вместе с женой он возвращается в деревню после удачного дня, проведенного на базаре, где они продавали плоды урожая. В городе они купили много подарков…Махно так увлекся рассказом, что совершенно забыл, что сейчас он в Париже, что у него нет ни земли, ни дома, ни молодой жены. В то время они с женой жили порознь, множество раз сходились и расходились снова, пытались начать совместную жизнь. 70