Махно. II том

– Какие секреты между своими, Нестор Иванович. На седьмое ноября планируем наступление на Врангеля. Для него это будет полной неожиданностью. Поэтому, пока есть возможность, мы и решили попраздновать. А самое главное, – появилась блестящая возможность познакомиться лично с вами, Нестор Иванович. Сегодня у нас состоялся парад. Тоже хорошая возможность осмотреть готовность к предстоящим боям. В какой-то момент порыв ветра сорвал с деревьев и пронёс по площади облако золотых осенних листьев. Осень. Пора золотого увядания природы. А в обществе, в государстве это очередная третья годовщина рождения, обновления и преобразования России. Я поднимаю этот бокал золотого шампанского за то, чтобы золото осени и золото вина слились в золото наших побед. За революцию!

Все встали и выпили. Оркестр грянул «Интернационал». Все сели. Официанты вновь наполнили бокалы. Оркестр тихо заиграл «Степь, да степь кругом».

Поднялся Махно. Оркестр смолк.

– Уважаемые товарищи и революционеры! Мне трудно тягаться в красноречии с Михаилом Васильевичем. Но в царских застенках мне тоже довелось прикоснуться к литературе, почитать Пушкина. Так вот, где-то он сказал, что хороший экспромт тот, который написан за две недели до события. Но я, извините, не Пушкин, да и двух недель для написания у меня не было, поэтому хочу предложить вам, действительно, экспромт:

Товарищи! Шановни друзи!
Мы знаемо о вас давно.
Шановный комюжфронтом Фрунзе,
Витае вас комдив Махно!

Махно и Фрунзе, стоя, чокнулись. Их примеру последовали остальные. Так же стоя, выпили. Опускаясь на стул, Махно ощутил на себе взгляд. Глянул в ту сторону, но вновь увидел закрывающуюся дверь, ведущую в тамбур.

Оркестр заиграл «Любо, братцы, любо». Официанты внесли горячие блюда. Опять наполнились бокалы. Все выпили.

– А батько, поэт, поэт. Помнится, лет десять назад, по-моему, в самарской или в нижегородской газете, прочитал я стихотворение, подписанное псевдонимом Скромный. Не ваше ли, Нестор Иванович? – спросил Каменев.

– Было, Лев Борисович. Грешен, – ответил Махно и добавил. – Ну, да с кем не бывает.

– Ну, действительно, – поддержал его Фрунзе и предложил, – тогда за поэзию и романтику в революции!

– С удовольствием, – ответил Махно, и они опять чокнулись. Выпили. За столом стало оживлённее.

– А как вы, Нестор Иванович, относитесь к такому утверждению, что анархизм – это, так скажем, отрочество в революции? – спросил Фрунзе.

– Такое утверждение могло возникнуть только потому, что анархизм ещё никогда не был реализован практически, – ответил Махно.

– И вряд ли будет реализован.

– Почему? – спросил Махно.

– Во-первых, по причине противоречий, заложенных в самой идее.

– Каких противоречий?

– Нестор Иванович, осуществляя единоличное военное руководство на своей территории, вы уже противоречите своей идее.

– Вы хотите, чтобы я отошёл от командования?

– Дело не в личности, а в принципе. Вы проповедуете безвластие, которое не-воз-мо-жно. У природы надо учиться, Нестор Иванович. Загляните в неё. Там нет анархии, и всё подчинено силе. А теперь гляньте на небо. И там никакого анархизма. Полный порядок и подчинение малых космических тел большим звёздам. Вы, Нестор Иванович, без всякого сомнения, звезда на военно-политическом небосклоне Украины. Где звёзды, там свет. Где нет звёзды, там тьма. Так зачем проповедовать тьму, да ещё звезде?

– Вы логик, Михаил Васильевич.

– Я большевик, Нестор Иванович, но предложу выпить за эту самую логику. Ваше здоровье.

– И ваше, Михаил Васильевич.

Они чокнулись и выпили.

Нестор Иванович взял салфетку, промокнул губы, и, возвращая салфетку на место, увидел записку. Незаметно для всех он взял бумажку и сунул её в карман кителя. Опять глянул в сторону тамбура и вновь увидел только просвет закрывающейся двери.

– О-о-о-о!.. Уже скоро полночь. Пора заканчивать это замечательное бесчинство. А то придётся передвигать утреннее заседание. Всё, спасибо за гостеприимство. Я пошёл. До завтра. Встречаемся в десять ноль-ноль, – сказал Фрунзе и, простившись со всеми, покинул застолье.

Гости один за другим простились и тоже покинули вагон.

Махно вышел на перрон, подышал свежим воздухом и направился в спальный вагон. Вошёл в своё купе. Расстегнул френч. Снял его и повесил на крючок. Разулся. Лёг, растянувшись на спине.

Вошёл Щусь и, не раздеваясь, завалился на соседнюю полку.

Махно закрыл глаза, но вспомнил по записку и поднялся. Включил свет. Пошарил по карманам, достал записку.

– Феодосий! – окликнул он ординарца.

– Что, батько?

– Где мои очки?

– Загляни в несессер. А что ты хочешь? Зачем тебе очки? Спи. Отдыхай.

– Я записку получил. Прочти.

Тот взял бумажку и прочитал:

– В полночь взрыв.

Он достал часы.

– Двадцать три пятьдесят.

– Буди штаб, – Махно схватил сапоги, принялся обуваться, – быстро.

Щусь выскочил из купе и помчался по коридору вагона.

Махно надел китель, казакин, фуражку, нацепил шашку и маузер. Вышел. Быстрым шагом подошёл к теплушке с лошадьми. Сдвинул тяжелую дверь. Вывел своего коня. Подбежал ординарец.