Махновщина и ее вчерашние союзники - большевики

Во всяком случае, я лишний раз подчеркиваю то, что эти положения этого злополучного «дневничка» «жены» Махно ни в основе, ни в деталях своих, не содержат никакой истины, — они ложны. Фальсификаторская причастность к ним большевиков очевидна, в противном случае они давным давно положения эти сфотографировали бы и через печать дали бы их нам, благодаря чему можно было бы увидеть в подлинном свете ложь или их самих или же автора «дневничка». Но именно то обстоятельство, что большевистские верхи за 10 лет своего царствования в стране привыкли действовать успешно против своих подданных силами и средствами фальсификации, — это обстоятельство не позволяет им сфотографировать именно эти положения «дневничка» для печати, ибо они их наполнили своими выдумками, ложью, без которой бороться с нами они не могут. Это то, что делало их всегда лгунами в глазах широкой трудовой украинской крестьянской массы, которая определенно дала им, большевикам, имя «лгуны».

И это не из-за общей ненависти к их партийному политическому деспотизму. Нет, массы не впервые видят большевиков за ложью против махновцев и они так в их сообщениях изверились, что не верят уже им, когда они иногда пишут правду о чем или о ком нибудь.

Мне из Украины сообщают, что в большевистской прессе появились сообщения, что ты живешь во Франции, а крестьяне, читая их, говорят: «лгут большевики, Батько Махно ближе, он в Румынии и скоро переберется на Украину к нам…»

Это крестьянское недоверие к большевистским, в данном случае, правильным сообщениям, характеризует то, как большевики вообще в своей клеветнической кампании против меня и движения Махновщины заврались перед трудовыми украинскими крестьянством (sic! — А.Д.).

Далее, гражд. Кубанин вводит в свою книгу «списочек», поданный большевистским властям, якобы «представителями» Махновщины, какими — не известно.

Содержание его следующее:

«II-ХII-1920 г., в селе Андреевка, по распоряжению Махно было изрублено до 30 человек отряда из комнезаможников и сотрудников Бердянской „чека“.»

«14-III-1921 г., в Мелитопольском уезде, в с. Рубашевка, по распоряжению Зинковского и жены Махно, убит комнезаможник и три милиционера.»

«30-III — в селе Вербовое Больше-Токмакского уезда, по распоряжению Зинковского и Галины (жены Махно) убит один предкомисзаможных (sic! — А.Д.) и два совработника…»

Из этих трех пунктов «списка», я первый пункт оставлю в сторону; так как к нему я вернусь специально.

На второй пункт, именно от 14 марта 1920 года, и на третий пункт от 30 марта, скажу, что они ложны, потому что они составлены на стержне от действий той группы повстанческих войск, при которой находился Зинковский и жена Махно (читай — члены следственной комиссии. Н.М.).

10 марта ночью Галина Кузьменко, вследствие усталости, осталась на отдых в одной из немецких колоний, возле Новоспасовки и, следовательно не занималась делами комиссии 14 марта.

14 же марта, сводная группа повстанческих войск приняла лихую контр-атаку против 9-й красной кавдивизии под местечком Комары Мариупольского уезда.

Это расстояние более 100 верст от с. Рубашевски Мелитопольского уезда. В этой, руководимой мною непосредственно, контр-атаке (красному командованию это хорошо известно), я был тяжело ранен, и Зинковский, как начальник личной моей охраны, в это время находился при мне. Следовательно и в комиссии он не разбирал никаких дел, а тем более на 100 верст от меня.

Тоже самое должен сказать и о третьем пункте списка. 30 марта группа находилась в районе Гришино-Изюм. Галина Кузьменко в Новоспасовке на отдыхе. Это тоже расстояние отделяющее одно место от другого на добрых 120–140 верст. Прямого телефона между ними не было, чтобы армейская следственная комиссия сговаривалась с Галиной Кузьменко по своим делам. Так же самое и при Кузьменко не было партизанского отряда, который летал бы на крыльях из Новоспасовки в село Вербовое, расстояние между которыми в 69, приблизительно, верст, и мог привести ей оттуда предкомнезаможных и совработников, чтобы она, сговорившись с Зиньковским, местопребывание которого она каждый день не могла знать, и вместе с ним распорядилась бы убить этих совработников…

Из этого факта явствует то, где и кем эти пункты «списочка» составлены. Однако, Кубанин в них усмотрел (вероятно по приказу Г.П.У.) отношение Махновщины к труженикам деревни и города и подчеркивает, что это и есть «отношение кулаков к активно выступавшей против них бедноты…»

И чтобы не быть голословным, чтобы прикрыть свою партийную подлость он тут же возвращается опять к дневничку «жены» Махно (о котором в начале главы я уже говорил, что Яковлев пользуется им, как документом «жены» Махно Ф. Гоенко и за 1920 год, а М. Кубанин пользуется им как документом «жены» Махно Г. Кузьменко и за 1921 год) и говорит: «сухо и деловито описывает об этом жена Махно в своем дневнике»:

«23 февраля 1921 года, рано утром, часов в 10, наши хлопцы захватили двух большевистских агентов, которые были расстреляны».

«25 февраля. Переехали в село Маерское. Здесь поймали трех агентов по сбору хлеба, их расстреляли»… и т. д.