В приказе Комитета обороны об объявлении Москвы на военном положении, вызванном происшествием, говорится об акте как о деле белогвардейцев. И когда в «Правде» от 5 октября появляется первое извещение о том, что по Москве разбросаны прокламации за подписью «Повстанческого комитета революционных партизан», приписывающие акт анархистам, – партия не верит, не верит тому, что анархисты совершили это. Несмотря на борьбу, которую вели анархисты с советской властью, не верилось, чтобы они совершили акт, способствующий панике внутри рядов революции и усилению деникинского нажима на Москву. Н.Л. Мещеряков в статье «Деникинцы под маской анархистов» указывал, что деникинцы скрываются под маской анархистов, ибо анархисты не могут совершить этого акта… «При чтении прокламации (анархистов подполья о взрыве. –
Строки эти принадлежат анархисту Барону (Факторовичу), одному из идейных руководителей махновщины в начале 1920 г. Свидетельство столь компетентного лица о том, что леонтьевское дело является делом рук главным образом анархистов, вернее, их руководителя (вероятно, подразумевается Соболев), должно было служить достаточным основанием.
Однако М.Н. Покровский полагает, что акт являлся делом рук главным образом социалистов-революционеров. «До с.-р. добрались не сразу. Раньше появилось воззвание анархистов подполья, которые приписали эту честь себе»[235]
.М.Н. Покровский полагает, что руководителями акта были левые эсеры. Анархисты были одураченным материалом в руках левых эсеров. Ссылаясь на то, что решение о взрыве пришло им в голову лишь за 6 часов до взрыва, после неожиданного предложения Черепанова, Покровский пишет: «Несчастные парнишки – анархисты, которые были потом расстреляны; о мертвых нехорошо говорить плохо, – но это была просто одураченная шпана, которой вскружили голову принципиальные враги большевизма и коммунизма для того, чтобы их использовать. Потом уже в своей прокламации они написали, что на заседании Московского комитета обсуждались меры борьбы с бунтующим народом и т. п.; а вначале с.-р. пришли к ним и сказали, что большевики собираются отдавать Москву деникинцам. И анархисты, которые протестовали даже против угнетения детей, оказались такими квасными московскими патриотами, что решили бросить бомбу…Анархисты были рукой, левые с.-р. были мозгом»…[236]
Мы не согласны с этим определением. Дело в том, что среди анархистов подполья действительно была одураченная молодежь, но она в акте принимала весьма малое участие. Фактически руководили всем Соболев и Глагзон. Мы не установили прошлого Соболева, но Глагзон был одним из организаторов махновской контрразведки. Он приехал вместе с Черняком к Махно в начале 1919 г., а Черняк, как это нам удалось выяснить на основании архивных материалов ВЦИК, еще в начале 1918 г. организовал на Юго-Восточном фронте контрразведку в одном из многочисленных военных штабов Красной армии, сражавшейся на Донском фронте. Членами штаба в той армии были два коммуниста и несколько анархистов, среди которых был небезызвестный Анатолий Железняков. Штаб этот распоряжением советского командования был расформирован, и судьба анархистской контрразведки нам неизвестна; вероятно, она перешла в какую-либо дивизию, где руководство находилось в руках левых эсеров или анархистов. Надо полагать, что Глагзон, Цинципер и другие будущие участники леонтьевского взрыва, приехавшие вместе с Черняком к Махно, имели до того большой стаж в области контрразведки. Считать их «одураченными парнишками», во всяком случае, не приходится.