Махтумкули

— Не спешите, — сказал хаким. — Вы обещали поделиться с государством не только лошадьми. Скажите, сколько у вас овец, коров, верблюдов, а потом мы подсчитаем долю государства.

Сердар промолчал, чувствуя, как от размеренного спокойного голоса Ифтихар-хана где-то в душе начинает шевелиться противный червячок страха. Если бы хаким кричал, топал ногами, было бы проще. Но он смотрел ледяным взглядом змеи и ронял слова, как солнце — сосульки с ветвей деревьев И от этого Адна-сердару становилось зябко, уверенность уходила, уступая место жути. Такое с ним случалось редко, он даже не помнил, когда это было последний раз.

Хаким подошел к Адна сердару, схватил его за бороду и с силой дернул ее.

— Говори, мерзавец, что тебе дороже — жизнь или имущество?

Голова сердара мотнулась вниз раз, другой, третий. Глаза его чуть не вылезли из орбит, лицо почернело от прилива крови. Это было не оскорбление, это был невиданный позор! Тщетно пытаясь унять мелкую дрожь в коленях, он сказал плачущим голосом:

— Жертвой вашей буду, справедливый хаким, берите все, что хотите, только не позорьте так своего верного слугу!

Хаким опустил бороду Адна-сердара, брезгливо вытер ладонь полой халата.

— "Не позорьте"!.. Если в течение этой недели лошади не перейдут Серчешму, тогда узнаешь, что такое позор! Глупцы! Я вам покажу, как перечить государству! Сейчас пошлем твоего нукера в Хаджиговшан — говори, что хочешь передать своим. Выбирай одно из двух — или имущество, или жизнь. Третьего я тебе не оставлю.

— Хаким-ага, нукер ничего не сможет сделать! — взмолился Адна-сердар, поняв, что не удалось провести хитрого хакима. — Лучше я сам поеду туда! Клянусь честью, сделаю все! Может, смогу народ убедить, а не смогу — все, что имею, разделю пополам. Поверьте, справедливый хаким, клянусь аллахом, не обману!

— Нет, теперь не вырвешься из моих рук! — сказал хаким. — Не выпущу до тех пор, пока кони не перейдут Серчешму. Поспеши передать повеление своему нукеру, ибо время не ждет…

Не глядя на Тархана, сердар сказал рвущимся голосом:

— Скажи Илли-хану… пусть обойдет всех… всех гокленов… Пусть поклонится в ноги Аннаберды-хану, Карлы-баю и другим… Пусть приведет две тысячи лошадей… Приведет в Серчешму… Если надо, пусть продаст все… все, вплоть до овец. Ничего не жалейте…

Последние слова он выдавил с трудом, представив себе свои необъятные отары, пасущиеся в широкой степи. Мысль, что все это может исчезнуть, была настолько страшной и дикой, что Адна-сердар почувствовал головокружение, прислонился к стене, чтобы не упасть.

Разгадав его состояние, Ифтихар-хан внутренне улыбнулся, весьма довольный собой, и сказал Абдулмеджит-хану:

— Дайте сердару воды. Пусть охладит свое сердце.

Когда Адна-сердар напился, хаким спросил:

— Больше никаких поручений не передадите?

— Нет, справедливый хаким! — с глубоким вздохом ответил сердар.

Тогда хаким повернулся к Тархану.

— Ты слышал, нукер, что сказал твой господин?

Все это время Тархан со злорадством наблюдал за унижением Адна-сердара. Его радовало, что этот грубый, самодовольный человек, не считающийся ни с чем, кроме собственной прихоти, не признающий за людей никого, кроме самого себя, стоит перед хакимом со слезами на глазах. Потом у Тархана мелькнула мысль, что он сам находится не в лучшем положении, но он подумал с равнодушной горечью: "Ай, будь что будет! Все равно плакать обо мне некому!" Однако вспомнил Лейлу и устыдился своих мыслей. Появилось страстное желание вырваться отсюда во что бы то ни стало.

— Слышал, ага! — ответил он на вопрос хакима. — Все слышал!

— Хорошо понял?

— Понял, ага!

— Проводите его к Исмаилу, — сказал хаким Абдулмеджит хану. — Пусть тот возьмет с собой десять-пятнадцать сарбазов и переведет нукера через реку. А на прощание… — хаким помедлил, словно раздумывая, оттопырил нижнюю губу. — На прощание пусть отрежут ему правое ухо на память о пребывании в Астрабаде.

Тархана словно обожгло огнем.

— Лучше прикажите отрубить мне голову, ага! — дрогнувшим голосом сказал он. — Чем я провинился перед вами? Я простой нукер! Вчера был нукером сердара, сегодня — вашим стал… Пусть лучше умру, чем жить опозоренным!

Ифтихар-хан с любопытством посмотрел на него, кивнул Абдулмеджит-хану:

— Что вы скажете на это, хан? Клянусь аллахом, нукер разумнее своего хозяина. Похвально, очень похвально… Ладно, джигит, но помни: ты обязан выполнить приказ сердара.

— Выполню, ага! — воскликнул обрадованный Тархан. — Не позже завтрашнего вечера буду в Хаджиговшане!

— Похвально твое старание, — одобрил хаким. — Иди.

Но когда Тархан повернулся к выходу, хаким остановил его:

— Подойди ко мне, нукер!

Он отвел Тархана в сторону и тихо сказал:

— Передай сыну сердара: если сможет схватить поэта Махтумкули и передать его сарбазам в Серчешме, я в тот же день отпущу его отца. В тот же день, понял?

Пораженный Тархан кивнул:

— Понял, ага!

— Но только об этом никто из посторонних не должен знать.

— Понимаю, ага!

Хаким достал с полки Коран, переплетенный а зеленый бархат.

— Поклянись на священной книге.