Далее следует отметить, что Вилдад вводит нас в более широкую область, чем Елифаз. Авторитет "отцов" должен быть более весомым, чем опыт отдельной личности. Более того, обращение к опыту предков подчёркивает скромность и послушание Вилдада. Но дело в том, что ни собственный опыт, ни предание, ни традиции не могут служить достаточным авторитетом в силу своего происхождения. Все это — ограниченная человеческая мудрость, ограниченный опыт. В своих размышлениях я могу отвергнуть и то, и другое, потому что я — такой же человек и мой собственный опыт, моя собственная мудрость могут превзойти и чужой опыт и чужую мудрость. Следовательно, можно предположить, что слова Вилдада имели для Иова не больше веса, чем слова Елифаза. Один был так же далёк от истины, как и другой. Если бы они обратились к божественному откровению — это было бы другое дело. Истина может быть только Божьей, и она является единственным стандартом, единственным авторитетом. Ею все должно измеряться, перед нею рано или поздно все должно склониться. Человек не может свой собственный опыт устанавливать как правило для своих друзей. И группа людей также не имеет такого права. Иными словами, не голос человека, но голос Бога должен управлять всеми нами. Не опыт или традиции будут судить в последний день, но Слово Бога. Важный и весомый факт! Давайте примем это во внимание. Если бы Вилдад и Елифаз это отчётливо понимали, то их слова имели бы гораздо большее влияние на их поражённого друга.
Давайте теперь очень кратко процитируем начало обращения Софара Наамитянина.
Он говорит: "Но если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести! Итак знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал забвению" (11,5.6) И ещё: "Если ты управишь сердце твоё и прострешь к Нему руки твои, и если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь беззаконию обитать в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лицо твоё и будешь твёрд и не будешь бояться" (11,13–15).
Эти слова имеют довольно явный оттенок законничества. Они показывают, что Софар не имел верного представления о божественном характере. Он не знал Бога. Никто, владеющий истинным знанием Бога, не может говорить о Нем как об сокрывающем что-либо от беспомощного создания. Бог не против нас, но за нас, вечно благословенно Его имя! Он не законный истец, а великодушный Отец. Софар говорит: "Если ты управишь сердце твоё". Без сомнения, человек должен управлять своим сердцем, приводить его в порядок. Но хорошо, если человек праведен. А если он ничего не находит в своём сердце, кроме зла? Что тогда делать человеку? Если человек находит себя совершенно бессильным, что он должен делать? Софар не может сказать. Он знает Бога как сурового истца, как того, кто, если и открывает свои уста, то говорит только против грешника.
Будем ли удивляться, что Софар был так же далёк от того, чтобы убедить Иова, как и его друзья? Они все были не правы. Законничество, традиции, жизненный опыт были одинаково несовершенны, односторонни, ошибочны. Ни один из этих взглядов в отдельности, ни все они вместе взятые не могли утешить или ободрить Иова. Ни один из трёх друзей до конца не понимал Иова и, что гораздо важнее, они не знали характер Бога, не знали его намерений в отношении Иова. Друзья не знали, как правильно показать Бога Иову, и, как следствие, они не могли привести совесть Иова в присутствие Бога. Они только способствовали духу самооправдания. Они не вводили Бога в это действие. Друзья говорили некоторые правильные слова, но они не знали самой истины. Они могли мудро рассуждать о жизненном опыте, традициях и законничестве, но они не знали истины.