Воспоминание об этом поможет нам понять второе послание к Тимофею. Этому точно соответствует выражение "божественное обеспечение в тяжкие времена". Кажется, что апостол, как это бывало, рыдает над развалинами былого прекрасного сооружения. Подобно плачущему пророку, он видит "камни святилища, раскиданы по всем перекрёсткам". Он вспоминает слезы своего возлюбленного Тимофея. Он радуется даже одному сочувствующему, на груди которого он изливает свою скорбь. Все Асийские оставили его. Ему надлежало одному предстать перед судом кесаря. Димас оставил его. Александр, медник, сделал ему много зла. Вокруг него все, что касалось человека, выглядело мрачным и унылым. Он велит своему возлюбленному Тимофею принести его фелонь и книги, особенно кожаные. Все это подчёркнуто особо. Предстоят "тяжкие времена". "Вид набожности без силы" — покрывало исповедания вокруг величайшей мерзости человеческого сердца — люди не способны вынести устное учение — мнящие себя учителями при всех своих пороках, уши которых горят от желания слышать вымышленные и безосновательные нелепости человеческого разума. Таковы особенности второго послания к Тимофею. Кто не заметит этого? Кто не обратит внимания, что все мы ввергнуты в самую пучину зла и опасностей, рассматриваемых здесь? Разве не хорошо иметь ясное представление об этих вещах? Почему мы желаем быть слепыми, когда дело касается истины? К чему обманываться пустыми мечтами об усиливающемся свете и духовном процветании? Разве не гораздо лучше видеть истинное положение вещей прямо перед собой? Разумеется, и тем более когда то же самое послание, которое так достоверно заявляет о "тяжких временах", полностью показывает божественное провидение. Почему мы воображаем, что человек при христианском устроении хоть на йоту лучше человека при всех прежних устроениях или при тысячелетнем устроении, которое ещё предстоит? Если мы все без исключения видим суд при завершении всех прочих устроений, почему мы ожидаем чего-либо другого при завершении этого? Пусть читатель обдумает все это, а затем присоединится ко мне на время, пока я пытаюсь, с помощью благодати Божьей, раскрыть некоторые из божественных откровений "тяжких времён".
Я не стремлюсь подробно истолковать это чрезвычайно трогательное и интересное послание. В статье, подобной этой, такое истолкование было бы невозможным. Я просто выделю несколько моментов из четырёх глав, на которые делится это послание. Это, во-первых, "нелицемерная вера" (гл.1,5); во-вторых, "твёрдое основание" (гл. 2,19); в-третьих, "священные писания" (гл. 3,15), в-четвёртых, "венец правды" (гл. 4,8). Человек, которому известно что-либо о силе этих вещей, является божественно обеспеченным для "тяжких времён".
1. Во-первых, что касается "нелицемерной веры", этого бесценного сокровища, апостол говорит: "Благодарю Бога, Которому служу от прародителей с чистой совестью, что непрестанно вспоминаю о тебе в молитвах моих днём и ночью, и желаю видеть тебя, воспоминая о слезах твоих, дабы мне исполниться радости, приводя на память нелицемерную веру твою, которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике; уверен, что она и в тебе". В вышесказанном мы видим нечто духовное — то, что следует знать до вступления в собрание (церковь) и что сохранится, даже если рухнет собрание (церковь) вокруг него. Эта нелицемерная вера связывает душу непосредственно с Христом в силе связи, которая неизбежно должна предшествовать всем духовным объединениям, какими бы значительными они ни были на своём месте, — связь, которая пребудет, когда все земные объединения исчезнут навсегда. Мы не приходим к Христу через церковь. Мы приходим сначала ко Христу, а затем в собрание (церковь). Христос есть наша жизнь, а не собрание (церковь). Несомненно, общение в собрании чрезвычайно ценно, но есть нечто выше и вне его, и этим обладает "нелицемерная вера". Эта вера пребывала в Тимофее ещё до того, как он вступил в дом Бога. Он был связан с Богом этого дома до своего открытого объединения с домом Бога.