Это должно быть ясно. Нам никогда не следует отказываться от глубочайшей индивидуальности, которая характеризует "нелицемерную веру". Мы должны пронести её с собой через все места пребывания и обстоятельства, связи и объединения нашей христианской жизни и служения. Мы не должны манипулировать просто церковным положением, или рассчитывать на религиозную "технику", или опираться на шаблон долга, или льнуть к недостойным опорам сектантского сочувствия или сектантских пристрастий. Давайте развивать те свежие, живые и сильные привязанности, которые возникли в нашем сердце, когда мы впервые познали Господа. Пусть прекрасное цветение нашей весны продолжится не бесплодием и выхолощенностью, а теми обильными гроздьями, которые появляются от осознанной связи с корнями. Увы, слишком часто бывает по-другому. Слишком часто искренний, ревностный, простосердечный молодой христианин пропадает в фанатичной, ограниченной секте, становясь нетерпимым сторонником некой особенной теории. Свежесть, мягкость, простота, нежность и искренние привязанности нашей юности редко сохраняются в лучшую пору энергичной зрелости и в старости. Очень часто обнаруживается, что глубина, богатство опыта, духовное возвышение на ранних этапах христианской жизни слишком скоро уступают место леденящему формализму чьих-либо собственных путей или деятельной защите некой бесплодной теологической теории. Как редко осознаются эти слова псалмопевца: "Они и в старости плодовиты, сочны и свежи" (Пс. 92, 14).
Истина в том, что все мы самым усердным образом жаждем развивать "нелицемерную веру". Мы с ещё большим духовным рвением хотим вступить в силу связи, которая соединяет каждого из нас в отдельности с Христом. Это придаёт нам "свежесть и сочность" даже в старости. "Праведник цветёт, как пальма, возвышается подобно кедру на Ливане. Насаждённые в доме Господнем, они цветут во дворах Бога нашего" Мы существенно страдаем, позволяя тому, что называется христианским общением, нарушать нашу личную связь и общение с Христом. Мы чересчур склонны заменять общение с Богом общением с человеком, ходить скорее по пятам наших сотоварищей, нежели по пятам Христа, оглядываться скорее, чем взирать вверх ради сочувствия, поддержки и ободрения людьми. Все это не плоды "нелицемерной веры", а нечто совсем противоположное. Нелицемерная вера такая же цветущая и сильная среди уединения в пустыне, как и в собрании. Её непосредственное, все усиливающееся дело — с самим Богом. Она длится, "как бы видя Невидимого". Она сосредоточивает свой пристальный взгляд на незримом и вечном. "Проникает в то, что внутри сосуда". Она живёт среди незримых сущностей вечного мира. Ведя душу по стопам Иисуса, чтобы достичь полного и окончательного освящения данного уже посредством его драгоценнейшей крови, она продолжает величественно продвигаться через все повороты и лабиринты пустынной жизни и помогает ей насладиться сияющими лучами вечной славы.
Таким образом, это то, что касается первого драгоценного предмета в божественном провидении в "тяжкие времена" — "нелицемерной веры". Никто не может преуспевать без неё, какими бы ни были времена — мирными или тяжкими, спокойными или трудными, суровыми или тихими, мрачными или светлыми. Если человек лишится этой веры, глубоко насаждённой и прилежно взращённой в его душе, то рано или поздно он должен сломаться. Временами его могут побуждать к этому окружающие обстоятельства и их влияние. Его могут поддерживать и ободрять сотоварищи по религии. Он может плыть по течению религиозного исповедания. Но скорее всего, если он не обладает "нелицемерной верой", очень быстро наступит то время, когда лицемерие возобладает над ним навсегда. Вскоре наступят "тяжкие времена", и тогда придёт страшный суд, от которого не спасётся никто, кроме счастливых обладателей "нелицемерной веры". Да позволит Бог моему читателю быть одним из них! Если будет так, то все будет вовеки безопасно.