Именно в этом и состоит совершенство совести. Чего большего я могу ожидать? Я вижу Того, Кто висел на кресте, отягощённый полновесным бременем всех моих грехов, увенчанным теперь славой и честью и сидящим одесную Бога среди ослепительного сияния небесного величия. Что можно к этому добавить? Нужны ли мне какие-то установления, ритуалы, таинства или церемонии? Конечно, нет. Я не смею ничего добавить к смерти и воскресению вечного Сына Бога. Обряд крещения и вечеря Господня символизируют и отмечают эту великую реальность, и поэтому они дороги для христианина — чрезвычайно дороги. Но когда вместо того, чтобы символизировать смерть и воскресение, они подменяют их, используя в качестве заплат на ветхой твари или как костыли для ветхого человека, то их следует рассматривать как западню, проклятие, от которых да избавит Господь души Своего народа.
Мы хотели бы остановиться на этом первом моменте из-за того значения, которое придают в наше время обрядам, традиционной религии и самоисправлению. Мы хотели бы поразмышлять об этом — разработать, проиллюстрировать и обострить этот вопрос, чтобы читатель смог получить ясное, всестороннее и непредвзятое представление о нем. Но мы уповаем в этом на Бога Духа Святого, надеясь, что Он выполнит эту работу, и если Он благодатно подчинит сердце власти той истины, которая была здесь так бледно раскрыта, то у нас тогда достанет времени и способностей, чтобы взглянуть на второй великий аспект христианского совершенства, а именно
Здесь мы опять приходим к новой твари. Христос умер, чтобы дать нам совершенную совесть. Он живёт, чтобы дать мне совершенную цель. Но ведь абсолютно ясно, что пока я не вкушу глубокого блаженства первого, я не смогу всецело сосредоточиться на последнем. Прежде чем моё сердце устремится к личности Христа, я должен обрести совершенную совесть. Как мало из нас действительно вкусили сладость общения с воскресшим Христом! Как мало людей знают о той сосредоточенности сердца на Нем как на всеподчиняющей, верховной и неделимой цели! Мы заняты своим. Мир тем или иным способом проникает в нас, мы живём в царстве природы, мы дышим воздухом ветхой твари — воздухом смрадным, тяжёлым и тёмным, мы потворствуем сами себе, из-за чего наше духовное зрение затуманивается, мы теряем ощущение душевного покоя, душа начинает тревожиться, сердце срывается, Дух Святой угашается, совесть пребывает в муках.
Затем мы обращаем взгляд на самих себя и на наши поступки. Время, которое могло бы и должно было быть потрачено в святом и счастливом стремлении к нашей Цели, посвящается делу самоосуждения — тяжёлой, но необходимой работе, чтобы вернуться к наслаждению тем, что мы никогда не должны терять, — совершенной совестью.
Итак, в тот самый момент, когда взгляд отводится от Христа, неизбежно устанавливается тьма, и зачастую весьма ощутимая. Только тогда, когда око чисто, все тело полно света. А что значит, любезный читатель, иметь чистое око, если не стремиться к Христу как к нашей единственной цели? Божественный свет изливается на нас до тех пор, пока все клеточки нашего нравственного существа не будут освещены и мы не станем светочем для других, как если бы "светильник освещал тебя сиянием". Таким способом сохраняется душа в счастливой свободе от мрака, смущения и тревоги. Она находит все свои источники во Христе. Она независима от мира и может двигаться вперёд, воспевая:
Нашёл я в имени Твоём
От всех скорбей и бед спасенье,
От всякой раны исцеленье.
Все, все, чего хочу я, — в нем.
Невозможно выразить словами силу и блаженство постоянного обладания Иисусом как целью сердца. Это и есть совершенство, как мы видим в Фил. 3,15, где Апостол говорит: "Итак, кто из нас совершён (telei" i), так и должен мыслить; если же вы о чем иначе (etervz) мыслите, то и это Бог вам откроет". Когда Христос стоит перед нашим сердцем как всепоглощающая и вседостаточная цель, то мы достигли нашего нравственного предела, насколько это касается цели, ибо как мы можем превзойти Личность Христа, в Ком телесно пребывает вся полнота Главы Божьей и в Ком сокрыты все сокровища мудрости и знания? Это невозможно. Мы не в силах выйти совестью за границы Крови Христовой, а сердцем — за границы Его Личности; следовательно, мы достигли нашего нравственного предела в том и в другом; мы имеем совершенство нашей совести и цели сердца.