После этого в результате долгого собеседования с Туем наконец-то выяснилось, что нечто противоположное «борле» — это «ауе», то есть хорошо.
Несмотря на то что папуасы жили семьями и были прекрасно осведомлены о своих родственных связях, от них было невозможно добиться, как будет по-папуасски «отец» и «мать». Зато очень быстро удалось остановить, что «мужчина» — это «тамо». А как будет — «женщина»?
Первоначально подобные вопросы языкознания они обсуждали с Туем. Показывая на туземца, Маклай говорил «тамо», с чем Туй соглашался. Затем, показывая жестами, чем отличается женщина от мужчины, изображая пышную грудь. Маклай услышал в ответ нечто не очень вразумительное, то ли «кенгаринги», то ли «киринга». Для уточнения, Маклай справился: «Киринга?» Туй охотно согласился: «Киринга, киринга». Вопрос был исчерпан, и в дальнейшем, когда надо было поинтересоваться, какими хозяйственными делами занимаются женщины, как одеваются женщины, сколько женщин бывает у одного мужчины, Маклай использовал слово «киринги».
Слово это туземцы употребляли довольно часто и с видимым удовольствием, из чего можно было заключить, что отношение к женщинам у них уважительное, женщины занимаются самыми разными делами, вплоть до охоты, а у каждого «тамо» много «киринги».
Однако со временем у Николая Николаевича стали закрадываться смутные сомнения по поводу этого слова. Частенько папуасы употребляли его как-то невпопад. Так продолжалось четыре месяца. Освоив азы чужого языка, учёный решил спросить у Туя, что же такое «киринга».
— Что такое киринга? — повторил Туй.
— Я спрашиваю тебя, — пояснил Маклай.
— Я спрашиваю тебя, — отозвался Туй.
— Что называют тамо-Горенду кирингой?
— Что называет тамо боро-боро (человек большой-большой) Маклай кирингой? — в свою очередь спросил Туй.
Что за несуразица! Или это какая-то изощрённая шутка? Почему Туй вместо объяснения сам задаёт тот же вопрос? Ничего подобного прежде не бывало.
Подошла группа папуасов. Маклай обратился к ним с тем же вопросом, но они отвечали примерно так же, как Туй, переадресуя вопрос Маклаю.
И тогда он понял: нет такого слова на папуасском языке. Туй и его сородичи, услышав от Маклая занятное слово «киринга», решили, что оно русское, что оно означает, наверное, что-то хорошее, потому что Маклай, произнося его, делал такие движения, будто поглощал много пищи, причём с удовольствием, и показывал, как она проходит через его грудь к животу. Туй так расшифровал жест Маклая. В ответ он повторил это слово, что явно обрадовало собеседника. Они поняли друг друга.
Вообще-то сказал Туй три слова: «каинда» (ямс, клубни которого съедобны), «кенгар» (кокосовый орех) и «инги» (еда). И с удовлетворением отметил, что по-русски всё это произносится как одно слово «киринга», что означает, судя по всему, вкусная еда. Так он и объяснил своим сородичам, которым новое звучное слово тоже понравилось.
Оказалось, что при словесном общении может возникать больше серьёзных недоразумений, чем при обмене различными сведениями с помощью мимики, жестов, междометий.
Тем не менее в конце концов Маклаю удалось выяснить, что женщина по-папуасски — «нангели».
Ночь была тёмная и тревожная. Грохотали раскаты грома, бил по крыше дождь, налетали порывы шквалистого ветра. Крыша грозила взлететь в небо.
В такие ночи спится особенно хорошо, если кровля не протекает: прохладно и почти нет комаров. Но вдруг послышался страшный треск, тяжёлый удар. Дом содрогнулся. Спросонок было непонятно, что произошло. Кромешная тьма не позволяла что-либо разглядеть. Да и очень хотелось спать. Однако проснулся ещё до рассвета: разбудил непривычно сильный шум прибоя. В рассветном полумраке увидел, что прямо перед верандой лежит какая-то огромная чёрная масса.
Оказалось, что это — большое дерево, сломанное ураганом. Оно было опутано многочисленными лианами и другими паразитическими растениями. Если бы дерево рухнуло на дом, могла произойти катастрофа.
Чтобы выйти из дома, пришлось пару часов орудовать изо всех сил топором, прорубаясь сквозь переплетение ветвей. Ульсон стонал: его лихорадило. Хозяйственные хлопоты заняли полдня. А тут ещё пришли несколько туземцев, с которыми надо было вести маловразумительные разговоры. Один из них указал на шлюпку, которая стояла на мелководье и была после дождя полна воды. Ничего не поделаешь, ещё одно занятие: вычерпывать воду из шлюпки вёдрами.
Если бы надо было только проживать день за днём в хозяйственных заботах, подобные события не вызывали бы раздражения. Но ведь он находится здесь не для того, чтобы выживать в так называемой борьбе за существование. Ему надо работать, проводить наблюдения, собирать образцы, делать зарисовки и записи. Жаль тратить драгоценное время на слишком трудную, но нудную и обязательную хозяйственную деятельность.