Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Наступило 1 января 1872 года. День, столь восторженно встречаемый европейцами, здесь прошёл буднично. Если не считать того, что ночью была сильная гроза, порывом ветра сбросило на дом большую лиану, которая пробила крышу, разбив один из термометров. Струйки воды полились на постель. Пришлось в мокрой одежде перетаскивать тяжёлые корзины с бельём, служащие кроватью, на сухое место.

Чтобы согреться, решил достать новые рубашки из одной корзины. Пока надевал рубашку, она стала расползаться по швам. Взялся за другую, пальцем продавил дыру в истлевшей местами материи. Вот тебе и подарочек в Новый год!

Где-то там, поистине на другой планете, люди веселятся и пьют шампанское... А тут хотя бы иметь «шаманское», какой-нибудь местный одурманивающий напиток, чтобы спокойно заснуть... Кстати, есть ли у них подобное зелье? У многих первобытных народов оно существует, хотя употребляется преимущественно колдунами. У папуасов, насколько удалось узнать, шаманов или каких-то жрецов, так же как вождей, вроде бы нет. Что это значит? Можно ли такое социальное устройство считать примитивным? Оно основано, пусть и без манифестов, деклараций, документов, совершенно естественно на принципе справедливости, равноправия, братской взаимопомощи.

Выходит, социальный «прогресс», как его принято считать, заключается в том, чтобы от этого справедливого общественного устройства перейти к рабовладению, когда человек использует «говорящее орудие труда», двуногое рабочее животное? Чтобы появились высокопоставленные социальные паразиты в виде жрецов, царей, князей, помещиков и прочих мирских захребетников? Чтобы деньги стали всеобщим вожделенным мерилом ценности, а люди вынуждены были продавать свой труд, интеллект, торговать талантами или своим телом?

Проклятые вопросы! Почему они всегда тревожат разум? Или в том и заключается научный подход: постоянно пытаться выяснить суть явлений?

...Утром вновь подул довольно свежий ветер с гор. Ульсон, которого перестала трепать лихорадка, почувствовал бодрость и, как следствие, аппетит. Напомнил, что давненько не ел ни мяса, ни рыбы.

— Пойдите на рыбалку, — посоветовал Маклай.

— Шутите, хозяин. Я ж не дикарь, чтобы рыбу ногой ловить.

— У вас есть удочка.

— Да тут и рыба какая-то дикая: на крючок не идёт.

— Может, слишком умная?

— Да кто её знает... Давайте выйдем в море. Там уж будет улов.

С немалым трудом спустили шлюпку в море. Отошли от берега. Принялись рыбачить. Стало темнеть, а ничего поймать так и не удалось. На море замаячили огоньки: это жители Горенду и Бонгу вышли на рыбную ловлю.

— Давайте поучимся у дикарей, — предложил Маклай, направив шлюпку к ближайшим трём огонькам.

Приблизившись к пирогам папуасов, Маклай окликнул рыбаков. Вдруг началась какая-то суета, факелы были потушены. Лодки, пользуясь наступившей темнотой, скрылись по направлению к берегу.

— Не иначе, как затевают что-то, — тихо сказал Ульсон.

Маклай был озадачен. Как понимать такое странное поведение тех, кого он считал своими хорошими знакомыми?

От берега донеслись негромкие женские голоса. Ну вот и разгадка: на пирогах были женщины.

Минут через пять шлюпка была окружена несколькими пирогами. Вновь запылали факелы, которые до этого едва тлели. Стали подходить всё новые. Каждый из туземцев счёл своим долгом дать Маклаю одну или две рыбки. Затем они вновь принялись за своё дело.

На платформах туземных лодок лежали груды скрученной сухой травы. Стоящий на носу зажигал один пучок за другим, освещая поверхность воды; другой держал в руках длинную острогу, которую время от времени метал в воду, затем доставал и сбрасывал ногой рыбу с зубьев остроги. Третий управлял лодкой, сидя на корме.

— Ловкие ребята, — с уважением констатировал Ульсон. Его мнение, как часто бывает у людей такого склада, во многом зависело от настроения.

— Да и мы — отличные рыболовы, — указал Маклай на рыбу, трепыхавшую на дне.

Отношения с туземцами наладились настолько, что Маклай решил обстоятельно познакомиться с деревней Бонгу, жители которой давно приглашали его к себе в гости. Путь избрал кратчайший — по морю. Когда они причаливали, на берегу их уже поджидали. Некоторые вошли в воду, придерживая шлюпку и протягивали руки гостю. Николай Николаевич понял, что они предлагают перенести его на берег, и охотно воспользовался этим любезным приглашением. Затем все вместе отправились по натоптанной тропинке в деревню.

Бонгу была значительно больше Горенду, но такая же опрятная. Помимо частных хижин, предназначенных для отдельных семей, были ещё и общественные постройки — более крупные и не имеющие передней и задней стен. Под высокой крышей, доходящей почти до земли, были устроены лежанки. Здесь же хранилась посуда — из дерева, глины и скорлупы кокосового ореха, предназначенная для общественных праздников. Лежало здесь и оружие.