Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Но вот одну из них, занятую нанизыванием бисера на тонкую нить, нарочно или нечаянно толкнул мальчишка. Часть бисера рассыпалась. Пожилая женщина пришла в негодование, осыпая озорника бранью, а затем вскочила и стала бросать в него камнями и палками, которые попадались под руку. Он ловко увёртывался. Глядя на эту сцену, другие мальчишки заходились от смеха, падали на землю и утирали слёзы руками.

А вот ещё одно наблюдение. Маклай отдыхал в гамаке, а туземец, проходя мимо, загляделся на такую невиданную картину и больно ушиб колено о большой пень. Мигом утратив любопытство, пострадавший сначала потёр колено, а потом схватил обломок коралла и стал колотить по тому месту пня, о которое ударился.

Однако одно важное обстоятельство принципиально отличало общество людей первобытной культуры от цивилизованных. В этом Маклай убеждался всё более определённо. Его с самого начала пребывания на Новой Гвинее интересовал вопрос: есть ли у туземцев начальники, а если есть, то какой властью они обладают? Живя на Берегу Маклая, обследуя Папуа-Ковиай, а теперь и острова Адмиралтейства, он всё более убеждался, что ответ должен быть отрицательным: начальства в этой среде нет.

Правда, некоторые личности могут пользоваться уважением за свои знания и умения, благодаря жизненному опыту. К их словам и советам прислушиваются с особым вниманием. А ещё бывают наиболее шумные, крикливые «деятели», которые для стороннего наблюдателя могут показаться большими начальниками.

«Мореплаватели и путешественники, — записывает Маклай, — которые видят страны только несколько дней или часов, руководствуясь общепринятыми идеями или тем, что видели в других странах, не стесняются раздачею таких титулов, как вождь, начальник, король, руководясь часто только тем, что один из туземцев более кричал, чем другие, или имел какое-нибудь внешнее отличие. Я повторяю, что я не мог убедиться в посещённых деревнях в присутствии начальника между жителями, хотя и знал, что Герланд, основываясь на описаниях французских мореплавателей, говорит о князьях (?) на островах Адмиралтейства, которых очень слушаются и которые деспотически обращаются с подданными. Я могу так же ошибаться, как и французские мореплаватели, видевшие этих князей, но я знаю по опыту, что много месяцев жил в Новой Гвинее в незнании, есть ли у них начальники или нет...»

Исследователь не торопится с поспешными выводами даже в данном случае, после долгих наблюдений. Чрезмерная осторожность? Пожалуй. Как путешественник он был отважен и решителен. Но как подлинный учёный вынужден был преодолевать эти черты характера. Потому что крепко-накрепко запомнил одну из основных заповедей науки: не доверять даже собственному мнению, не говоря уж о мнениях авторитетов; упорно искать убедительные доказательства; основываться не на вере и даже не только на логичных умозаключениях, а прежде всего и исключительно на фактах, на опыте. Вера — религии, рассуждения — философии, доказательства на фактах — науке. Так понимал Николай Николаевич принципиальные особенности трёх методов познания, отдавая преимущество научному методу.

Наука — дитя технической цивилизации. Казалось бы, она должна воплотить в себе и те пороки, которым подвержено цивилизованное общество. Но в своих высших принципах наука более всего напоминает устройство первобытного общества, где если и признается относительный авторитет, то не за начальником, а за знатоком своего дела... Впрочем, и на научное сообщество всё определённей влияет социальная структура государства: появляются свои администраторы, руководители, начальники, авторитеты.