Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Миклухо-Маклаю приходится помнить об этом. Смиряя гордость, он вынужден далеко не искренне писать в Русское географическое общество, от которого во многом зависела его не только научная, но и гуманитарная, общественная деятельность:«Успех науки», который будет необходимым следствием моего нового предприятия, совершенно безличный интерес мой к благосостоянию туземцев Берега Маклая, надеюсь, достаточные гарантии того, что Русское географическое общество не изменит своей симпатии ко мне как к соотечественнику и не откажет в своей помощи как учёному в случае, когда дело будет касаться научной пользы».

Тут уж ничего не поделаешь, приходится на словах отказываться от своей заинтересованности в судьбе папуасов Берега Маклая. Цивилизация не поощряет простоты и честности в обращении между людьми.

В этом приходилось убеждаться постоянно. Шкипер шхуны, здоровенный громила крутого нрава, привык действовать окриками, пинками, зуботычинами. Так он обращался со своей командой и туземцами, а порой и с тредорами. Нередко их споры переходили в перебранку.

Однажды тредоры предложили ему пристать к берегу у большого поселения. Он их и слушать не стал. Их было четверо, и настроены они были решительно. Окружив здоровяка, они потребовали изменить курс шхуны. Шкипер, стоя у руля, одной рукой толкнул в грудь ближайшего торговца, да так, что тот отлетел к борту.

«Бей его», «Заходи с боку!», «За борт, мерзавца!» — закричали тредоры, размахивая руками и подступая к шкиперу. Он отмахивался, не решаясь пускать в ход кулачищи, доводя дело до решающей схватки: силы были слишком неравны, а члены команды куда-то все подевались, словно не замечая происходящего.

Маклай из своей каюты наблюдал всю эту сцену. Он был бы не прочь, если б удалось проучить наглого и горластого шкипера. Но и торговцы не вызывали у него ни уважения, ни симпатии. К тому же шкипер хорошо знал фарватер и местную обстановку вообще, потому что не раз бывал здесь и даже некоторое время жил на островке.

Видя, что бранью и толчками дело не ограничится и тредоры уже дружно навалились на противника, Маклай вышел из своей каюты, выстрелил из револьвера в воздух и сказал остолбеневшим драчунам:

— Остановитесь, господа. Ведь мы же цивилизованные люди.

Ошарашенные таким образом больше, чем револьверным выстрелом, тредоры разжали объятия, и шкипер грохнулся на палубу. Спокойные слова Маклая подействовали куда сильнее, чем отборная ругань наглеца. Инцидент был исчерпан.

Вечером встали на якорь в том месте, где прежде находилась хижина шкипера, возле небольшой деревни. В сумерках послышались голоса островитян, приближающихся к шхуне на пирогах. Взобравшись на палубу, прибывшие бродили, продолжая громко говорить. Один бесцеремонно заглянул в каюту Маклая.

Запись в дневнике: «Несколько папуасов засело в соседней с моею каюте шкипера, с которым они обходились как со старым знакомым. Из нахальства их требований и шумных возгласов можно было заключить, что туземцы здесь привыкли видеть белых, причём, имея дело с весьма низким разбором людей этой расы, уже успели потерять уважение к европейцам, или, вернее, никогда не имели случая проникнуться им.

В этот же вечер я имел случай познакомиться с образчиком взаимных отношений белых и чёрных друзей. Один из туземцев, которого шкипер назвал «киш» (король), во всё горло требовал «бренди». А один из полупьяных европейских тредоров спрашивал у него женщину на эту же ночь».

Было от чего проникнуться презрением к цивилизованным европейцам, которые все достижения культуры, науки и техники используют для удовлетворения самых низменных своих потребностей. Конечно же, он тоже — цивилизованный европеец. Но многие ли разделяют его убеждения?

Глава 4 ВОЗВРАЩЕНИЕ МАКЛАЯ