Макошин скит

– В ноябре ее тело вынесло на берег. Тело в воде пробыло, как криминалисты посчитали, больше недели, там никаких следов, все отекло, мягкие ткани раздуло… Но в крови, действительно, нашли остатки сильного наркотического вещества. Кроме того, у не оказался едва заживший перелом запястья и она оказалась беременной, на втором месяце. – Он развернул Максу и пододвинул к нему другое фото. – А вот это совсем недавняя история. Маргарита Ольхо́ва, мать девчонок двух и пяти лет. У старшей тяжелый порок сердца, требуется операция. Деньги всей областью собирали. И перед поездкой она исчезла. Оставила записку, что хочет, чтобы дочке операция помогла, что замолит перед «богинюшкой всемогущей» их с мужем грехи, – при этих словах у Макса екнуло сердце, будто выщелкнулось в памяти что-то: Карина говорила про то, что грехи замаливает в скиту. Он вслушался в голос Павла: – уж не знаю грехи, за какие бог им послал испытание болезнью дочери… Но вот Маргариту видели как раз в скиту, опознали ее послушницы, сказали, мол, ненормальная она, себя порешить хотела, часовню опять подпалила. И тоже – стоило засветиться информации, что она там, как ее словно корова языком слизала. Снова ни следа.

Макс вспомнил, что, действительно, встречал в Сети что-то про пожар.

Павел поморщился, решительно откинулся на спинку стула, закинул руки за голову. Отвернулся к окну, шумно выдохнув:

– Лопатками чувствую, что-то там не так. Что-то там эта Ефросинья подопечным своим нашептывает, что потерпевших будто подменяют. А уцепиться ни за что не могу… – он снова посмотрел на Макса. – Не поверишь, вчера думал звонить Аделии твоей, проконсультироваться как с психологом и просить внедриться.

Макс опешил. Пару мгновений молчал, не в силах выговорить.

– Не смей, Пашка. Ей-то за что это все? – он кивнул на фотографии пропавших девушек.

Громов посмотрел неожиданно серьезно:

– Ну ее ведь нашла Незабудка[5]… Значит, ей не все равно… Тем более, если бы ей там что-то напрямую угрожало, я бы не стал предлагать. А так, у нее будут резервные средства связи, газовый баллончик для самозащиты и прочее. – Он облокотился на стол, посмотрел с мольбой: – Мне бы хоть какую-то зацепку, идею, направление, чтобы понять мотив… Что они там делают, эти недосвятоши!

Макс встал.

– В тебе говорят стереотипы и желание продвинуться по служебной лестнице.

Павел насторожился, глаза похолодели. Опустив руки, он уперся локтями в стол, проговорил медленно:

– Ну-ка, ну-ка, друг, вот с этого места поподробнее… Что там про служебную лестницу?

Макс шумно выдохнул, посмотрел зло:

– Просто они думают иначе, вот ты на одном берегу стоишь, а они на другом. И это тоже берег, просто другой… ДРУГОЙ. Ты с чего-то решил, что раз послушницы отличаются от тебя, твоего скептицизма и уровня сарказма, то они порождают какое-то зло… А может и не думаешь, а ловко манипулируешь… Но я был там, Паш. Они странные, эти послушницы. Может, и отмороженные на всю голову. Но они имеют право уйти от цивилизации?! Запереться в скиту, податься в отшельники. Они взрослые, совершеннолетние женщины. Но у тебя ворох нераскрытых дел и исчезновений людей. И за это по головке не глядят и повышение не дают. А вот за изобличенную секту – запросто! Вот ты и шьешь белыми нитками, высасываешь доказательства из пальца, подводишь под эту Ефросинью. Но вся фишка в том, что нет у тебя на нее ничего. Ни-че-го!

Павел бросил взгляд на папку:

– Труп Татьяны Богорадовой мне тоже померещился?

– Так расследуй!.. Все эти женщины, – Макс постучал пальцем по столу: – могли исчезнуть и погибнуть по разным причинам, включая ловкую имитацию их исчезновения родственниками.

Он отвернулся.

– А Карина?

– Давай сейчас не про Карину. У меня стойкое ощущение, что ты мою семью и ситуацию используешь в служебных целях. И от этого… прибить тебя хочется…

Павел вздохнул.

– Хорошо ты говоришь. Как коучи новомодные… Давай по пунктам. Имеют ли люди право податься в отшельники? Имеют. Сегодня человек может уйти в любую степень заблуждения и верить хоть в зеленых котиков с Марса… А ты заметил у матушки за печкой баночки с антисептиками? Нет?.. А я заметил. Получается, сама сдохнуть от заражения не хочет, а паломниц своих призывает травками и подорожником лечиться… Я эту гниль, Макс, за километр чувствую…

Макс молчал. Пройдясь по кухне от стены до окна, замер у подоконника, уперся в него кулаками. Павел глухо продолжал:

– И о презумпции невиновности я помню: пока не доказано, что есть виновное нарушение закона, они могут хоть хороводы голыми водить… Но я уверен, что Рафаэль прав, в скиту что-то не чисто. Но мою веру к делу не пришьешь, сам понимаешь. Это женский скит, если б я мог в женщину переодеться, сам бы влез в это дело…

– А женщин у тебя в отделе нет?

– Есть, конечно. Но Карина их не знает и не пойдет на контакт.

Макс долго молчал. Павел, чтобы не раздражать его, собрал со стола посуду, подумав, вымыл ее, аккуратно разместил в сушке, то и дело поглядывая на товарища.

Выключив воду, вытер руки полотенцем и, отбросив его, не выдержал: